Остановились, где было свободное место для машины, в метрах пятидесяти до левого поворота на открытое пространство, сквозь которого идёт путь к чайхане, бетонированный, шириной метров пять, переходящий вскоре в широкую площадь, которая прилегает к заведению и его забору. Уже на повороте была видна длинная вереница людей. Вблизи стало понятно, что каждый в свою очередь здоровается и обнимается с белобородым человеком в национальной тюбетейке и белом одеянии, поверх которого надет чёрный чапан. Для утепления: середина октября, дни солнечные и тёплые, но по ночам и утрам прохладненько. Тем более подолгу находиться на открытом воздухе. Ясно: этот человек и есть виновник торжества. Нурилло хожи бобо!
Все – так все: дошла очередь до рукопожатия и перекрёстного обнимания и до Марата Авазовича, хотя он впервые видел этого аксакала, который сразу понравился добрым, улыбчивым лицом и неторопливыми движениями. К тому же удобно: они оказались одинакового роста – не малого, но и отнюдь не большого. Благо, что тот не под два метра…
– Ассалому алайкум, ожи бобо! – проговорил Марат Авазович на одной позиции объятия.
– Муаддас Маккага яхши бориб яхши келганингиздан хурсандмиз! – продолжил он и, перейдя на противоположную позицию, пожелал:
– Со бўлинг, омон бўлинг, тинч бўлинг, урматли Нурилло ожи бобо!
Его имя Марат заранее узнал у Салима. А приставка к имени – это так принято и положено. Перевод слов Авазова: «Здравствуйте, хаджи-бобо! Мы рады, что вы побывали в священной Мекке и благополучно вернулись! Будьте, уважаемый Нурилло хаджи-бобо здоровы, благополучны и спокойны!».
Расставшись с хаджи, Марат, как и Раим, бывший в очереди предыдущим, прошёл, приложив правую руку к сердцу, мимо старцев на скамейке вдоль высокого здания, подошёл к столу возле двухстворчатых деревянных ворот в заборе, раскрытых настежь в сторону двора. На столе было множество малых пиал с какой-то жидкостью вроде воды. Наверно, вода и есть. Каждый после аксакала берёт со стола пиалу и выпивает. Значит, так положено. Значит, обряд какой-то. Проделал его и Авазов. Вода! А два подростка приставлены к столу, чтобы освободившиеся пиалы снова были с водой, наливая её половником из большой кастрюли. Так и есть: обряд какой-то обязательный!
А во дворе – много столов, за которыми сидят люди. Больше сотни, наверно! Размахнулся хаджи! Значит, позволяют средства и визу получить в Саудовскую Аравию, и авиабилеты в два конца приобрести, и оплатить за необходимые в священной Мекке белые одежды, прочий реквизит, питание и проживание! А вернувшись домой, ещё и грандиозное мероприятие устроить!
Наших с вами, читатель, знакомцев, как почтенных и особо уважаемых персон, распорядитель повёл вверх по ступенькам к площадочке перед открытой дверью, пристроенным к глухой стене безоконного первого этажа, а может, высокого цоколя. Вошли в дверь. А там за длинным столом компания таких же людей в возрасте. Заняли крайние места, и ещё осталось пару-тройка свободных.
Стол, что называется, ломился от яств и прохладительных напитков.
Распорядитель, человек небольшого роста, худощавый, отнюдь не молодой, в длинном халате серовато-голубоватого цвета, в тюбетейке, то присаживался на свободный стул, то выходил за чаем, салфетками, а потом занёс покрытый тканью поднос и поставил его на столик в стороне. Ещё одна его запомнившаяся особенность: когда он что-либо подавал крайним, или ставил на стол, его руки очень заметно тряслись. Возраст. Но не только: далеко не ко всем, кто и старше, пристаёт такая трясучка.
После того, как со стола были убраны ляганы (большие тарелки), в которых подавался плов, распорядитель убрал с подноса покрывало, и взорам открылась горка чёток. С Мекки. Священные сувениры. Были розданы каждому из сидящих. Дар на память от Нурилло хаджи-бобо.
Когда почувствовалось, что заседание близится к завершению, Марат шепнул Салиму:
– У тебя телефон с собой?
– Да.
– Я-то свой планшет дома оставил: в карман его не засунешь. Если можно, пусть нас сфотографируют.
Оказалось, можно. Салим попросил щёлкнуть распорядителя. Тот виновато пожал плечами. Салим начала объяснять, как это делается, что это очень просто. Но тот всё отказывался: «Не знаю. Не умею». Может, он давно понял, или ему объяснили, что с такими трясущимися руками нельзя делать снимки.
С места встал человек с середины правого от двери ряда – единственный, кому из сидящих не больше 30-ти, высокий, стройный, симпатичный, белолицый, с аккуратным боковым пробором в чёрных волосах на голове. И после его первого снимка на мобильнике Салима в круг позвали и хожи-бобо. Он, седобородый Нурилло, на фотографии, данной в самом начале настоящей главы, сидит в середине правого от зрителя ряда.
А потом все сидящие за столом почтенные люди захотели иметь фото и подавали по очереди свою сотку молодому человеку, и он всем услужил в их желании запечатлеть себя среди уважаемого собрания.
Ещё одна часть разговора между давними одноклассниками по их возвращении из Бешкента.