Никто этого не ожидал, даже Кузьма, судя по ошарашенному взгляду, выдал идею наобум, что называется, ткнул пальцем в небо, не веря, что его догадка окажется реальностью. Ну а Влад не видел смысла отпираться – всё тайное рано или поздно становится явным, поэтому нет смысла ждать, когда Егор вновь засучит рукава и приступит к делу.
– То есть как? – воскликнул Веня.
– Час от часу не легче! Так что же, нас вроде бы не существует, ты нас выдумал? – Антон тут же принялся ощупывать себя…
В такой ситуации найти подходящие слова не каждому писателю под силу. Кое-кого били канделябрами за то, что использовал в романе эпизоды из чьей-то биографии. Известен случай, когда писатель вконец рассорился с родней, поскольку зятя изобразил в непотребном виде. К счастью, до суда пока не доходило – достаточно было извинений либо, в крайнем случае, автор вынужден был поделиться частью гонорара. Но тут всё куда сложнее, поскольку и делиться нечем, и обстоятельства не совсем обычные – Кузьма, Егор и Макс уже на грани срыва, так что всякое может случиться… Надо всех как-то успокоить:
– Да нет, вы есть! Но в то же время как бы раздвоились. Вот, скажем, ты, Егор… С одной стороны, ты существуешь сам по себе и действуешь без оглядки на меня, ну а с другой, ты персонаж романа и должен совершать поступки в соответствии с моими указаниями.
– Это с какой же стати? Я подчиняюсь только главе Следственного комитета, а ты мне не указ!
– Я и не спорю. Но в этом-то и есть противоречие, тот конфликт, в результате которого ты мог оказаться здесь.
– Выходит, что из-за тебя мы стали шизофрениками? – допытывался Егор.
Егору возразил Антон:
– Да нет, ничего подобного не может быть. Лично я не наблюдаю никаких признаков шизофрении.
– Откуда тебе это знать?
– Я понял, – опередив Антона, заорал Кузьма. – Он врач-психиатр, подосланный нашими тюремщиками. А нам тут навешивает на уши про биологию!
– Ну, началось! – всплеснул руками Антон, потрясённый невежеством Кузьмы. – К твоему сведению, моя кандидатская диссертация по биологии была посвящена протеомному анализу идентифицированных белков сыворотки крови больных психическими расстройствам. Поэтому и в шизофрениках немного разбираюсь.
– Ладно, давайте спокойно всё обсудим, – предложил Макс, чувствуя, что разговор уходит в сторону от главной темы. – Мне ясно лишь одно… В том, что с нами произошло, виноват Влад!
– И что? Будем выбивать показания, пытать?
– Да нет, это пройденный этап, – с явным сожалением пробормотал Егор.
Тут что-то странное случилось с Веней – сначала он стал остервенело тереть ладонью лоб, потом сощурил глаза и посмотрел куда-то в сумеречную даль, которая простиралась за окном… И словно первооткрыватель, постигший истину, рассмеялся и вскричал:
– Послушайте! Так я же Влада знаю! Точнее, не был прежде с ним знаком, однако романы его читал, и некоторые мне понравились.
Следующие полтора часа были посвящены краткому пересказу четырёх романов Влада. Тогда-то и стало известно, что физик Макс путешествовал во времени, Антон подвизался в роли сутенёра… Ну а Егор был сразу в двух ипостасях – и следователя, и писателя, недолгое время служившего советником у президента. И только Кузьма оказался не у дел, чем был слегка обижен. Впрочем, его возмущение было вызвано не этим обстоятельством:
– Подожди, Веня! А как же ты? Почему тебя нет среди персонажей его книг?
– Да какая теперь разница? Речь ведь не обо мне… О Владе!
– Э, нет! – настаивал Кузьма. – Коли уж начал, давай, выкладывай весь список.
– Ну ладно, был там один Веня! И что с того? Мало ли Вениаминов на Земле?
Однако историка уже не остановить – оказалось, что он тоже кое-что читал:
– Подождите, это не тот ли Веня, к голой заднице которого прилип салатный лист?
– Да не было этого! – воскликнул Веня.
– Было! Влад, рассуди.
– В последней редакции я салатный лист убрал, а вместе с ним и Веню.
– Почему? По-моему, здорово написано.
– Дело в том, что мне надоел этот оголтелый, лицемерный либерал.
– Веня не такой! – встал на защиту журналиста Макс.
– Да я вовсе не его хотел изобразить! Это обобщённый образ тех, кто разбогател в лихие девяностые на нелегальном бизнесе, на проституции. Либерализм они понимали как вседозволенность и пользовались им в качестве обоснования той мерзости, которую творили.
– И всё-таки жаль, что ты избавился от Вени, – не смог сдержать своего огорчения Кузьма.
– Так ведь роман-то о любви, поэтому либерал исчез без потери качества.
– Но ты же там остался! Признайся, что себя ты в виде Вовчика изобразил!
Влад был несколько смущён, поэтому не сразу сообразил, как следует ответить:
– Ну да, есть что-то общее… Но, в основном, это плод моей фантазии. Причина в том, что повествование ведётся от первого лица. Только так можно передать душевные переживания главного героя.
– Допустим, но я вот что не пойму, – допытывался Кузьма. – Почему в твоих романах два Егора, две Кати, два Вениамина? Почему повторяются эти имена – неужели фантазии не хватило?
– Да нет, с фантазией у Влада всё в порядке. Скорее всего, так и было задумано, – предположил Веня.
– Зачем? Это шутка гения?