Ореодонты были чрезвычайно многочисленны и разнообразны, отчего, как обычно, происходит великая путаница в систематике. Кроме того, параллелизмы, конвергенция и сохранение архаичных особенностей в строении зубов и конечностей приводят к сложностям при определении фрагментарных находок. В то время как одни авторы выделяют один род и вид, другие раскидывают его порой между несколькими отрядами! Нагляднейшими примерами являются Agriochoerus
и Merycoidodon: под этими названиями описывались разные ореодонты, антракотерии, прочие парнокопытные и даже мезонихии. Последний род оказался настолько расплывчатым, что некоторые палеонтологи считают название Merycoidodon «мусорной корзиной» и предпочитают вовсе не использовать, хотя он дал название целому семейству Merycoidodontidae, которое само по себе вполне валидное.В болотах и прибрежных зарослях продолжали жить антракотерии, причём частично те же самые роды, что и в эоцене, примером чему является универсальный и неистребимый Elomeryx
.Жвачные постепенно приобретали более-менее узнаваемый облик. С одной стороны, успешно продолжали жить прежние Hypertragulus, Leptomeryx
и их новые, но тоже примитивные родственники Nanotragulus и Pronodens. С другой – в Монголии Eumeryx хотя и были ещё очень архаичными и похожими на карликовых оленьков, но всё же уже настолько продвинутыми, чтобы некоторые специалисты зачисляли их в оленей.Китообразные в олигоцене уже пришли почти к современному состоянию, полностью утратили задние ноги, приобрели полноценные ласты и занялись формированием специфических адаптаций. Короткомордые австралийские Janjucetus hunderi
и Mammalodon colliveri сохранили зубы. У янюцетуса зубы максимально похожи на зубы морских леопардов и тюленей-крабоедов: треугольные, с крупнозубчатыми краями, с широкими зазорами для смыкания с зубами противоположной челюсти; особый шарм янюцетусу придают длинные, загнутые вбок и вверх клыки, как у кабана. Голова маммалодона была ещё более плоской и ещё более широкой, с расположенными спереди-сверху глазами, а зубы имели вид мелких скошенных пеньков; видимо, этот кит был трёхметровым пылесосом, баламутившим ил и подъедавшим вспугнутых придонных обитателей.Более продвинутый дельфин Inermorostrum xenops
уменьшился до карликового состояния – всего 1,2 м длиной – и полностью потерял зубы. Судя по отверстиям для сосудов и нервов по краю челюстей, инерморострум мог иметь развитые вибриссы и губы, которыми он всасывал какую-то мягкую добычу типа кальмаров. Вообще, усатый карликовый дельфин-губошлёп – это довольно странно.Наконец, появляются и настоящие усатые (в систематическом, а не физиономическом смысле) киты, известные из самых разных мест планеты: японско-мексиканско-орегонские Aetiocetus
, новозеландские Tokarahia kauaeroa и T. lophocephalus, североамериканские Maiabalaena nesbittae, Eomysticetus whitmorei и E. carolinensis, японский Yamatocetus canaliculatus. Этиоцетусы обладали зубами, причём ещё гетеродонтными, и, судя по местам крепления, одновременно пластинками китового уса; токарахии тоже ещё имели зубы, но совсем мелкие, сочетавшиеся с китовым усом. Китовый ус, вероятно, возникал не однажды. Более продвинутые, чем этиоцетусы, майябалэны ещё не обрели китового уса, зато стали первыми китами, уже полностью лишившимися зубов; формой головы они ещё несколько напоминали базилозавров, но расширенные и плоские челюсти позволяли всасывать воду щеками и языком. Эомистицетусы, тоже беззубые, с полутораметровой головой примерно той же формы, как у современных усатых китов, окончательно перешли на фильтрацию планктона, чем их потомки занимаются и сейчас. Выглядели они уже достаточно внушительно и внешне мало отличались от современных китов-полосатиков.* * *