Палиндром

– Да вы, как я посмотрю, обладаете скрытыми талантами. – Глядя на раздавленную кулаком Дульсинея муху на столе или вернее, на то, что от неё осталось, бесстрастным голосом проговорил Атнанта. – Которые, я даже не сомневаюсь в этом, помогли вам в обустройстве вашей замечательной во многом жизни. Что ж, хотите, чтобы я вас убедил в безальтернативности моего предложения, я не буду против. – Атнанта приподымается со стула, и отправляется к стоящему у окна рабочему столу. Что между тем начинает тревожить Дульсинея, проведшего параллели между собой и мухой, – прихлопнет меня, как я её.

Там Атнанта долго не задерживается и, прихватив со стола некий предмет, возвращается обратно к своему месту. Правда на этот раз он не садится на свой стул, а остановившись за ним, демонстрирует Дульсинею прихваченный с собой ножичек для резки бумаг. Чей вид не прибавляет уверенности в себе у Дульсинея, а вот волнения за свою целостность, сколько угодно.

– Это, конечно, глупо, думать, что он меня этим ножичком сейчас покромсает, – глядя на ножичек в руках Атнанты, Дульсиней принялся нервно соображать, – но и исключать такого варианта развития было бы глупо. Зачем тогда он его сюда принёс.

Атнанта между тем опирается руками на спинку стула и приступает… Нет, не к кромсанию господина Дульсинея, чего он вполне заслужил, и не только из-за своего отношения к части живой природы, мухе, а к тому, на чём настаивал Дульсиней – к его убеждению.

– Господин Дульсиней, – обращается к этому слегка взмокшему господину Атнанта, – я не исключаю варианта, что всё вами сказанное насчёт всей этой истории, для вас есть всего лишь пустяк, незначительность и чушь. И ваше слово, подкреплённое вашей состоятельностью, куда как весомее и больше значит, чем десятки мегабайт слов в устах так и не состоявшихся людей. Но как быть в ситуации с единственным, ещё и трёх лет нет от роду, сыном губернатора нашего штата, который был обнаружен своим отцом с отрезанным мизинцем, во время просмотра им ваших усечённых мультфильмов. А ведь его отец, и лишь для того чтобы ответить на важный телефонный звонок, всего-то вышел на минутку из своего рабочего кабинета, где они с сыном часто проводили совместное время – он занимался делами, а сын смотрел мультики. Чего вполне хватило его малолетнему сыну, чтобы забраться к нему на рабочий стол и нащупать вот такой ножичек, – Атнанта показательно продемонстрировал Дульсинею ножичек, – а затем использовать его по прямому назначению по отношению к себе – сделать себя похожим на своих, так им любимых, мультяшных героев. Ведь так хочется быть похожим на них, а тут такой непорядок с пальцами. И тут никакие, даже самые разумные доводы, что такое в принципе самому, да ещё в таком малом возрасте, сделать с собой никак невозможно, и ещё что-то в этом роде, даже не будут услышаны и приниматься в расчёт находящимся в умственной прострации отцом. Которые отныне все свои силы и возможности направит в сторону мщения. И как думаете, на что пойдёт и не пойдёт в своём мщении губернатор, как обезумевший отец, чей единственный сын чуть не погиб на его глазах, и всё из-за того, что он так по возрасту наивен и доверчив? – уставившись на Дульсинея, низким голосом спросил Атнанта.

Ну а белее белого Дульсиней, уже одним своим видом демонстрирует своё полное понимание ожидающих его последствий недоговорённости с Атнантой. – Что вы хотите? – через хрип своего голоса проговорил свой вопрос Дульсиней. А вот этот его вопрос куда как конструктивней и разумней, и сразу видно, что он, не как, как какой-нибудь торгаш, смотрит на правосудие, как на продажную тётку, которая от стыда за такое правосудие спрятала свои глаза за повязку, а серьёзно относится к своим обязательствам перед обществом. Что должно оценено Атнантой, и он вновь занимает своё место на стуле напротив Дульсинея, откуда и обращается к нему.

– Для начала скажите, вам знаком конгрессмен Альцгеймер? – спрашивает Атнанта Дульсинея. Ну а Дульсиней почему-то искренне удивляется и переспрашивает Атнанту. – Для начала? – Для Атанты же такого рода непонятливость его клиентов не в новинку, и он возможно даже удивился про себя, если бы Дульсиней повёл себя иначе.