– Не знаю… Ребенком мне тут нравилось, но когда меня заставили вернуться, работа была тяжелой и нудной. Наверное, я чувствую что-то среднее между родством и равнодушием.
Девушка перевела взгляд на величественные пальмы, росшие на расстоянии метра друг от друга. Стволы были покрыты белым примерно метра на два, и вместе они образовывали аллею, сходившуюся в перспективе.
– Судьба привела мою семью именно в Сампаку, а не в Тимбабе, Бомбе, Бао, Туплапла или Сипопо, – сказала девушка. – Эти волшебные названия в детстве пробуждали у меня образы далеких земель. – Она посмотрела на небо. – Если не пойдет дождь, а в дождь тут невозможно что-либо разглядеть, сегодня я наконец-то смогу проникнуть в сказку.
– Не знаю, что ты здесь ищешь, Кларенс, но реальность, по меньшей мере…
– Вот эти пальмы… – Кларенс указала на деревьям. – Чтобы сохранить аллею, мои родственники сажали некоторые из них. Это вызывает у меня чувство гордости и… не знаю, ощущение непрерывности времен, что ли. Отец и дядя теперь уже старые, а пальмы, как и прежде, устремлены к небесам. – Она покачала головой. – Для тебя это, может, и не важно, а для меня – очень. Когда-нибудь все это исчезнет, и некому будет рассказать грядущим поколениям о пальмах… в снегу. Впрочем, нет, я сама однажды расскажу, как все было…
«Но расскажешь ли ты о том, что подозреваешь, но еще не узнала точно?» – подумала она отстраненно.
Инико завел мотор, и они поехали по поселку, который теперь был полон жизни. Фургончики поднимали облака пыли, трактор перевозил дрова, мужчины возили тачки, женщина несла на голове корзину, а еще одна – пустой контейнер.
Вот наконец и главный двор! Направо – два склада с красными крышами, налево – домик белыми колоннами и верандой. Старое офисное здание, где был архив. Обнаженные по пояс рабочие ходили туда-сюда, и Кларенс вновь расчувствовалась: картинка была
Поставив машину, Инико повел спутницу на ближайший участок. Кларенс увидела, как мужчины собирают какао с помощью длинной палки с металлическим крюком на конце.
– Ого, Инико! – воскликнула она. – Дядя привез с острова две штуковины – такой вот крюк и мачете, который он до сих пор использует для рубки хвороста.
Какао-деревья здесь оказались ниже, чем она предполагала. Несколько мужчин несли на спине корзины, подбирали концом мачете оранжевые стручки и закидывали внутрь. Другие перевозили собранные стручки в тачках и сгружали в кучи. Дальше стручками занимались лущильщики: одной рукой они держали стручок, а другой легонько ударяли по нему мачете, чтобы извлечь бобы. В основном работала молодежь – темнокожие парни в грязной одежде. Глаза Кларенс блеснули: Хакобо и Килиан будто говорили с ней издалека: «Я никогда не пропускал момент, когда какао отправляли в сушильню, даже если это случалось в четыре-пять часов утра!» Она будет рада сообщить им, что все осталось так же, как при них: сушильни для бобов, обожженные деревянные подносы, которых, может быть, касались их руки. Рабочих было меньше, и не было той идеальной чистоты, которой так хвалились отец и дядя, но процесс шел и не собирался сворачиваться.
Они заглянули во все углы на главном дворе. Инико удивлял интерес девушки к тому, что он считал тяжелым трудом, но он подробно объяснял, что где происходит. Наконец они присели на ступеньки дома, где располагалась администрация. Кларенс была вся мокрая от пота, она очень устала, но была счастлива.
К ним подошел мужчина лет шестидесяти. Инико знал его, и они начали разговаривать. Все это время мужчина без отрыва смотрел на Кларенс, и она вспомнила – это же тот безумец, который преследовал ее, когда она впервые приехала в Сампаку. И тут ее внимание привлекли знакомые слова:
– Кларенс! – воскликнул Инико, обернувшись. – Ты не поверишь!
Сердце девушки заколотилось.
– Познакомься с Симоном. Он самый старый работник плантации, живет здесь полвека, наверное. Он больше не может работать, но инструктирует молодежь.
Симон смотрел на нее недоверчиво. Его лоб и щеки были покрыты тонкой сеточкой шрамов. Видимо, он был одним из немногих, кто еще практиковал шрамирование, и впечатление производил пугающее. Впрочем, рядом с Инико страшно ей не было.
Мужчина обратился к ней на буби, и Инико шепнул на ухо:
– Он знает испанский с детства, но однажды решил больше на нем не говорить. И ни разу не нарушил слова. Но не волнуйся, я переведу.
«Еще один человек, верный своему обещанию», – подумала Кларенс, вспомнив отказ Бисилы приехать в Сампаку.
Инико принялся переводить:
– Я наблюдал за тобой некоторое время, и ты мне кое-кого напомнила. Я не уверен… но не родня ли тебе Килиан? Может, ты его дочь?
– Нет, не дочь, – ответила Кларенс и быстро добавила, заметив недоумение на лице мужчины: – Племянница. Я дочь Хакобо. Вы ведь их хорошо знали? Что вы помните?