В 1920 году П. Д. Барановский в составе экспедиции, возглавшейся академиком И. Э. Грабарем, исследовал беломорский берег Северодвинья. Есть в его бумагах маршрут той большой экспедиции, которую Народный комиссариат просвещения счел необходим послать еще в гражданскую войну, чтобы выявить и зафиксировать зодческие сокровища края. Архитектор показывает мне маленькую записную книжку. Мелкие карандашные строчки довольно хорошо читаются…
– Купил лодку за двадцать тысяч рублей, – поясняет Петр Дмитриевич. – Плыл один четыреста километров. Вез три пуда негативов на стекле, которые нельзя было побить или замочить… Лодка текла, и в последние дни сапоги вмерзали в лед. А в Усть-Вые, где стоял этот бесподобный храм, освященный при Борисе Годунове, мне рассказали смешную историю. Сразу после революции приходский священник умер от старости, и деревня пригласила псаломщика из соседнего прихода, только другая деревня, которую обслуживал этот храм святого Ильи – завозражала, и дело дошло до драки – стенка на стенку. Сошлись на том, что написали прошение утвердить псаломщика в должности священника…
– А что с памятником потом стало?
– Минутку…
Он ощупью нашел какую-то папку, порылся в ней и достал старенький конверт. На почтовом штемпеле значился 1940 год, автор письма – ленинградский архитектор Владимир Сергеевич Баниге…
«В августе 1940 года наша экспедиция, пройдя на лодках верхнюю часть течения реки Пинеги, посетила село Усть-Выя. При осмотре берегов Выи и Пинеги было обнаружено, что силуэт шатровой церкви отсутствует… Обратившись к местным жителям (село Усть-Выя состоит из группы деревень), мы узнали, что за год или два до нашего посещения замечательный шатровый памятник северного русского зодчества XVI в. был разобран, точнее, повален. Подойдя к местоположению этого памятника, мы обнаружили его развалины. На высоком берегу реки увидели массивные бревна, лежащие на земле в виде продолговатого штабеля. Обнаружили слинявшие изображения на досках и тяблах древнего иконостаса. Нам рассказали, что к самому верху шатра привязали канат, за который тянули. Так как повалить шатровый сруб, по-видимому, было делом нелегким, то пришлось призывать на помощь жителей соседней деревни. Общими усилиями памятник был повален и лег на землю… Посетив с. Верхняя Тойма, мы узнали, что Георгиевская шатровая церковь начала XVII в. также назначена к разборке. Об этом нами была послана телеграмма в Академию архитектуры».
И вот ночью, переживая звонок Петра Дмитриевича, я думал и о том, что вдруг какая-то злая нечистая рука похитила папку с обмерами Ильинского храма, или, скажем, голицынского дворца 1685 года, шедевра старорусской гражданской архитектуры, что стоял, уже отреставрированный Барановским, в Охотном ряду, или Казанского собора, выходившего некогда на Красную площадь? А вдруг взято и выброшено совсем бесценное, что-то такое, о чем я не знал, и любопытствующее человечество, которому еще предстоит открыть для себя сокровища средневекового русского зодчества, навсегда потеряло единственный след какого-нибудь другого замечательного памятника культуры и истории?
Есть у Петра Дмитриевича и картины, и несколько десятков случайных антикварных вещей. Вспомнилась картина, изображающая руины Лекитского христианского храма VI века, какими они были на 1938 год. Три года перед войной Петр Дмитриевич разыскивал и исследовал памятники кавказской Албании и Азербайджана – храмы, дворцы, крепости в Леките, Куме, Кише, Подаре, Куткамене, Зейзите, Харзре, Талах, Нуке, в десятках других сел и городов, делал эскизы, обмеры, фотографировал и раскапывал, изучая секреты древних зодчих, чтобы сохранить для потомков свидетельства их талантов и мастерства. Живописные руины Лекиты, зафиксированные на полотне, ценны проявленной в красках планировкой древнейшего памятника и дорогими воспоминаниями…
Бережно хранится и большая работа Владимира Маковского «Дьяковское кладбище». Владельцу она дорога не только тем, что это подлинник, изображающий изумительный архитектурный памятник русского каменного зодчества XVI века – храм Иоанна Предтечи. В двадцатые годы Барановский создал и десять лет руководил историко-архитектурным заповедником «Коломенское», в которое по сей день входит и Дьяково. И еще одно глубоко личное и святое – на этом кладбище похоронена мать архитектора… В углу кабинета стоит колонна из Юрьева-Польского резного белого камня, огромный старинный фонарь висит в коридоре, кованый сундук загромождает проход, какие-то сосуды на шкафах и полках. Хозяин ничего не собирал специально – привозил из экспедиций то, что неминуемо должно было погибнуть, или то, что дарили ему для лучшей сохранности.