Память

– Вот-вот. Могучий лес на заднем плане, фантастический храм и крохотная фигурка Нила Столбенского.

– А кто он был такой?

– Отшельник. Из Новгорода. Удалился на Селигер в 1515 году, соорудил келью, вбил в стену два деревянных крюка, оперся на них подмышками и так стоял сутками и годами. На Селигере до сего дня рассказывают, будто местные крестьяне рубили на острове Столбенском лес и подожгли. Огонь дошел до кельи Нила и остановился. Может, икона символически отражала эту легенду, не знаю. Нил прожил на острове ровно сорок лет. Умер 7 декабря 1555 года…

В который раз поразившись его памяти, я спросил:

– А две другие иконы?

– Ну, их не так жалко… Михаил Архангел старинного письма пропал. Зосима и Савватий соловецкие. Эта поценней, потому что они были изображены на фоне архитектурного ансамбля знаменитого монастыря… Но Нил, Нил! Совершенно бесценная вещь…

Петр Дмитриевич воодушевился и самозабвенно продолжал:

– Там же необыкновенный архитектурный памятник написан! Ни крыши, ни куполов, ни шатра! Это мог сделать только гений. До такого удивительного решения, найденного плотниками-тверяками, никто во всем мире не додумался. Что-то от индийских пагод улавливается, и можно бы предположить, что это Афанасий Никитин, первый европеец, побывавший в Индии, привез на родину необычное архитектурное решение, которое оригинальнейшим образом трансформировалось под русским топором в русском дереве. Только Никитин не доехал до Твери, умер по дороге домой. Так что тверской шедевр совершенно самостоятелен и строго локализован в районе Верхней Волги – ничего подобного не сыщешь на Руси! Весь Север в шатрах и маковках… Нет, это правда святая, что наш народ наделен архитектурным гением… Додуматься до такой гениально простой фантазии!

До меня дошло, что Петр Дмитриевич ошибочно предполагает, будто я хорошо знаю, о чем идет речь.

– И вот осталась от Нила Столбенского лишь фотография, – с невыразимой тоской произносит он. – Какое гнусное преступление! Ведь продаст же Нила за поллитру какому-нибудь безграмотному приобретателю или – хуже того – как-то иностранцу сбудет…

– Можно, я взгляну на снимок?

– Отчего же нельзя? – Он поднялся с кресла и начал шарить в бумажных завалах на широком подоконнике. – Где-то здесь…

Глядя прямо перед собой невидящими глазами, развязал тесемочки папки, запустил руку в стопку глянцевой фотобумаги, перебрал пальцами несколько разноформатных снимков и подал мне один из них.

– Вот, пожалуйста. Он?

– Кажется, да. По оригиналу припоминаю этот лес. И храм…

Правда, было что-то явно фантастическое, слишком условное в изображении ступенчатой светло-коричневой горки камней и такого же ступенчатого завершения храма на фоне знакомых деревьев.

– Вы правы – завершение храма вполне фантастично. Да, но эта фантазия – реальность! – воскликнул Петр Дмитриевич.

– Что вы имеете в виду?

– Да ведь на селигерском Столбенском острове стоял храм без крыши в обычном понимании, без куполов и шатра, без «бочек» и «лемеха»! Другой храм этого типа, как я предполагаю, был некогда в Торжке, а третий пока существует в реальности, если не сгорел или не сгнил, я там давно не был.

– Где? – встрепенулся я.

– На озере Вселуг, в Ширковом погосте… Последний и единственный памятник неповторимого тверского архитектурного, можно сказать, стиля XVII века! Когда я его обмерял в 1930 году, он уже был в полуразрушенном состоянии. Ему скоро триста лет.

– Многовато.

– Да. Необычная, простая на первый взгляд, но на самом деле очень сложная конструкция его покрытия надежно защищала основное здание – дожди и снега скатывались, как с гусиных крыльев. Разъять крышу на двадцать четыре крыла, вынести всю ее площадь наружу и разместить по вертикали мог только гениальный зодчий и строитель!

– Не понимаю, – сказал я. – На иконе вроде просто козырек над козырьком…

– Это иконописная условность, изображающая сложнейшее покрытие. И самое поразительное – сооружению невиданной конструкции была придана красота, гармония. Эстетический вкус ни в одной детали не подвел великого безымянного зодчего! Как я горюю, что уже никогда больше не увижу это диво дивное…

– Петр Дмитриевич, извините, но я не способен понять, как это крышу или шатер можно разъять на двадцать пять частей…

– На двадцать четыре.

– …На двадцать четыре части, вывести их куда-то наружу да еще расположить по вертикали. И обойтись без тесаных осиновых дощечек, надежно покрывающих ту же, например, церковь Преображения в Кижах.

– Минутку!

Он поднялся, в несколько быстрых шагов достиг стеллажей, перебрал на ощупь несколько папок, достал одну из них и подал мне.

– Развязывайте! Листайте!.. Листайте дальше… Это все Селигер и Верховолжье.

Пролистнул я несколько рукописных страниц, эскизы, рисунки, увидел пожелтевший снимок какого-то необычного каменного крыльца.

– Крыльцо любопытное…