Память

Обрадованные погожим днём, Владимир и Татьяна в приподнятом настроении добрались до дома дедушки и бабушки. Заметив подошедших людей, заметался по двору, заливаясь звучным лаем, пегий небольшого росточка пёсик. Татьяна засмеялась, и смело отворив калитку деревянного заборчика, коротко шикнула на него. Пёс признав «своих», осёкся и, виновато завиляв хвостом, пустил к дому.

Минуя холодную веранду с большим количеством покрытых бледной ледяной плёнкой окон, через массивную обитую дерматином дверь, вошли в дом. Свободно, без лишних церемоний – как к себе.

Хозяева, зная, что внучка с мужем должны приехать в посёлок, надеялись, что те зайдут и к ним. Ждали… И вот, наконец-то дождавшись, – откровенно радуются встречи. Ласково светятся улыбающиеся лица стариков, трогательно наполняются слезами умиления их глаза… Не обращая внимания на заверение Татьяны, что они с Владимиром уже позавтракали и сыты, – усаживают за стол.

– Ну, что, старая, неси-ка нам с Вовкой!.. – лукаво щуря в зарослях бровей глаза, прохрипел дед. – У нас там есть…

– Не… Спасибо… Не надо… – поняв о чём идёт речь, мягко запротестовал Владимир.

– Вот. Видишь… Это тебе всё налей… налей… – беззлобно пожурила супруга бабушка – не потому, что он много и часто пил, а просто следуя устоявшейся деревенской привычке. И, обращаясь уже к Владимиру, добавила: – И ведь сын у нас… тесть твой… совсем не пьёт… А этот…

– Ну!.. Ну!.. старая, – прервал её дед. – Сын сколько ему надо в молодости выпил… От того и не пьёт-то теперь… Ты неси… неси давай… Не разговаривай… – И повернувшись к Владимиру спросил: – Ты какую будешь-то «беленькую» или «красненькую»?

Владимир, не поняв сути предложения, молчал, вопросительно уставившись на Татьяну. А та, недоумевая, только улыбалась в ответ, – видимо и сама до конца не поняла тонкостей «диалекта».

– «Красненькая» – это вишнёвая наливочка, а «беленькая» – самогон свойский… хороший… – улыбаясь, пояснила бабушка.

– Ну ладно тогда «красненькую»… – смирился, махнув рукой, Владимир. – Только чуть-чуть.

– Во дела! – возмутился дед. – Это мужикам-то «красненькую»… «Красненькую» это бабам!.. В нём и крепости-то нужной нет… – И, стараясь не терять инициативу, поторопил жену: – Давай неси-ка и «красненькую» и «беленькую». Там разберёмся…

Проводив её взглядом, дед улыбнулся и, подняв для пущей важности вверх корявый указательный палец, заявил:

– Нам бывшим шахтёрам в праздник полагается!.. За вредность… взамен молока…

– А вы, Сергеич, разве шахтёром были? – удивлённо спросил Владимир.

– Ну, да… Как в сорок восьмом в школу ФЗО направили, так считай на шахте-то и оказался… Проходчиком… После войны-то какая разруха была… Страшное дело! Вот и давал стране угля… на трудовом фронте… В Щёкино… Знаешь такое место-то? – Получив утвердительный кивок от Владимира, подсел поближе и продолжил: – Шахты-то там правда хоть неглубокие, но после войны состояние их было… Просто ужас! Обвалов много было… Гибли люди… Да… – замолчал, сурово глядя в сторону, задумался, поглощённый видениями из своего прошлого… Махнул рукой и повеселевшим тоном продолжил: – Это уж потом, как в село-то воротился, здесь на пенькозаводе работал… Мастером… Ну, а уж как на пенсию-то вышел, то конюхом стал… не сразу правда… Я коней-то с детства любил… Да… И конюшня при заводе своя была… Вот… – Снова замолчал и, сокрушённо покачав головой, с горечь в голосе заключил: – А теперь вот и завода-то нет… Во как!

– Ну что ж вы, гости дорогие, давайте кушать! – воспользовавшись паузой, предложила бабушка, уже успевшая и накрыть на стол, и принести два графина с «беленькой» и «красненькой». – Все буки дед вам забил…

На столе угощения были не такие, как вчера у родителей, – всё более скромно, по-простому. Но и Владимиру, и Татьяне всё равно пришлись по вкусу эти пусть и незатейливые, но с душой приготовленные кушанья.

Во время трапезы, чувствуя, как истомился в ожидании муж, Татьяна сама подняла волнующую его тему:

– Вы Владимиру о войне расскажите… Он увлекается…

– Ну… Что рассказать-то… – протянул дед. – Мы-то с бабкой в войну совсем детьми были… Вот… Да и немцы-то у нас в деревне совсем недолго были… Недели две… Вроде так… У нас в хате стояло несколько… Помню… Мороз был… Страшное дело! Так они печь-то как топили. Принесут бревно-то и целиком в топку его. Часть прогорит, они его дальше пихают… Ещё помню. В хате телёнок от мороза содержался… Так они его во двор выгнали. Мать думала всё – околеет. Ан нет, ничего, отхлиял… Тяжело было – вот что…

– Трудно было… – вступила в разговор бабушка, почувствовав, что хотят послушать и её. – Голодно… Мы с матерью да с младшим братом одни были. Отец до войны помер, а старший брат на фронте… – замолчала, пригорюнившись. А затем продолжила совсем про другое: – А на шахте мы с дедом вместе были, там и поженились. Я в ателье там модисткой работала. Швеёй, как теперь говорят…

– А вот старший брат твой, бабуш, – вернула разговор в прежнее русло Татьяна, – тот, что на войне погиб. Ни какой информации по нему нет… Документов?..