Открыв глаза, он с горечью понял, что вокруг всё тот же нелепый склад мебели и неизменное кресло под задницей. Сколько он тут уже просидел? Часы? Дни? Кажется, уныние может быть по-настоящему фатальным для призраков. Нужно найти цель — простую и быструю. Чтоб она, как большая кружка сладкого кофе, зарядила его и дала импульс к движению. Пора побороть эту депрессию.
Он оттолкнулся, пытаясь встать, но вместо этого кресло вдруг покачнулось и проехало вперед. Только теперь Орфин осознал, что это инвалидное кресло-каталка. По позвоночнику волной пробежал ужас, и желание встать стало почти паническим. Он подскочил, вырвался из незримой хватки и пнул кресло — оно перевалилось через бугор вздыбившегося паркета и замерло, застряв колесом в ямке.
Осмотревшись, Орфин убедился, что Асфодель действительно оставила открытым проход в основную часть Чертогов. Но его передергивало от одной мысли о том, чтоб снова ступить на проклятые корни. Сразу накатывали тошнотворные воспоминания о том, как гарпия вела его под конвоем.
Он бегло поглядел, что за завесой, в Бытом. Увидел длинный заброшенный цех, пыльный и ржавый. Подоконники и трещины в полу заросли мхом, густыми пучками травы и плющом. За стеклом темнел вечерний переулок и слышался далекий шум машин. Пара мужчин грузили большие джутовые мешки в фургон.
Вернувшись в Пургу, Орфин осмотрел пересеченное алыми ветвями окно. Частицы кровавой взвеси, как мошки, сновали туда-сюда. Снаружи раскинулось серое марево Пурги. Он попытался высунуться в окно, чтоб увидеть, есть ли там путь спасения, но решетка мешала
Тогда, сняв стеклянную полку с этажерки, он с размаху ударил ею по стенке шкафа — она разлетелась в пыль и дребезги. Он выбрал крупный осколок, завернул его в тряпицу и с нажимом провел острым краем по мускулистой ветке на окне. Порез запузырился кровью. Кружащие вокруг пылинки тут же налетели и осели на него, как облако красного гнуса. Через пару секунд они разлетелись, а мясная коряга снова выглядела целой.
Он скрипнул зубами от досады. Чтоб отвлечь мошкару, он глубоко всадил стеклянное острие в плоть другой ветви и провернул внутри раны. Насекомые облепили ее. Но от осколка остался только обмылок, словно стекло годами стачивали прибой и галька — резать таким не получится.
Он подобрал осколок поменьше и быстро, пока рой сидел на глубокой ране другого древа, отпилил тонкий конец одной из ветвей. Стекляшка в его пальцах рассыпалась пургой. Сжав зубы от отвращения, он взялся за мясистую ветвь и потянул было на себя, но по ушам ударил вой миражей. Он отдернулся, но затем пересилил себя и снова ухватил щупальце. Ему удалось отодрать его от окна и закрепить в изгибе костяной коряги слева, хотя оно сопротивлялось, напоминая по силе чью-то ногу. В живой решетке освободился небольшой лаз.
Задержав дыхание, Орфин высунулся сквозь него. Для этого пришлось буквально нырнуть в объятья лоз. Они заскользили по животу, спине, плечам — в ушах зазвенело, и настырный рой образов попытался ворваться в разум. Он едва выдержал этот шквал, сохраняя фокус на реальности. Но за окном его ждало разочарование. Внизу шла отвесная стена из мускулатуры и кровавых сгустков, под которой простиралась бездна — безнадежное ничего.
Мрачно цыкнув, он вернулся корпусом в камеру и брезгливо отряхнулся. Цепень успел полностью исцелиться, а мошкары, кажется, стало вдвое меньше. Что ж, первая идея не увенчалась успехом. Ладно.
Ясно одно: он не хотел оставаться пленником, прикованным к инвалидному креслу собственным страхом. Единственное, что на самом деле удерживало его в архиве — это проклятые миражи, которые фонили, стоило сойти с паркета на местный пол. Сопротивляться им минуту или две — ладно. Но дольше?.. Он не знал, сколько выдержит, но оставалось только одно — проверить.
Он ступил на кровавую почву, и вверх по ногам пронесся неприятный гул. Каждый корень, каждая ветка, на которую он вставал, тянула свою монотонную ноту, и вместе они заполняли тело вопящей какофонией. На краю сознания мелькали рваные тени галлюцинаций, но Орфин сохранял фокус на реальности.
Вокруг пульсировали плотные комки сосудов и мышц, жировые сгустки и сеточки нервов. Целый мир этой дряни. Узкий коридор, уходящий от склада, целиком сплетался из внутренностей.
Орфин сумел отойти от выхода метров на двадцать, когда дикие образы начали врываться в мысли. Он бросился обратно к архиву, рухнул на диван и вдохнул тишину, как свежий воздух. Немного переведя дух, снова шагнул на корни. В этот раз нужно пройти дальше.
Так он и практиковался, одна вылазка за другой. С каждой попыткой игнорировать вопли древ удавалось всё лучше, пока наконец Орфин не довел навык почти до автоматизма. Он по-прежнему внутренне кривился от диссонанса, касаясь древ, но их миражи больше не тревожили. По крайней мере в течение часа Орфин мог спокойно бродить по Чертогам и исследовать их.
Подобно жуткому термитнику, они были испещрены коридорами и кривыми наклонными тоннелями, по дуге уходящими вверх или вниз. Многие оканчивались тупиками или, петляя, возвращались к собственному началу.