Память о мечте

Что это – или кажется мне:
апельсин, как часы, стучит на стене?
А письмо мое – пустилось в бега
и упало в руку врага.
Ты поэзией искушала меня с колыбели,
и я устремился на крик газели.
Звезда – волк, небеса – волчий глаз.
Пиши, пиши признанье мое сейчас:
я не устал еще, не устал,
однако, я видел и я узнал.
Я был первым из тех, кто звезду предрек,
когда капелькой крови был этот рок.
Пиши признанье: я не устал,
однако, я видел и я узнал.
Когда река становится шеей удавленника,
когда колодец становится волком,
тысячу раз апельсин простучит издалека,
и в лапы врага письмо дотащат
волоком.

«О, Родина!..»

О, Родина!
Подсвечник – еще не петух,
а глаз поэта гонимого —
еще не камень в оправу,
я приближаюсь и вижу:
огонь еще не потух,
и кружится, кружится мир,
и это мне не по нраву.
И всякий раз, как избавляюсь,
и всякий раз, как избавлю,
и всякий раз, как избавлю
мотылька от подсвечника женщины,
которую я люблю,
мне бывает душа кого-то из павших завещана,
цветами, и пулей, и гимном
его я молча славлю.

Станция

Не знаю я, отправиться ль мне в путь?
Взглянуть и плюнуть бы на все пейзажи
с площадок погребальных. Был я даже
на всех назойливых похоронах,
обувши ноги в старые газеты.
И проданы, и выпиты все вина,
а для стихов – осталась лишь вода,
и умирал я на краю колодца.
А смерть была лишь поводом для пули,
работодателем для почтальонов,
и поводом для ярких фотовспышек…
Над головой моей луны излишек,
под головой – подушка из камней.

«Пусть успокоится немой певец…»

Пусть успокоится немой певец.
Пришла пора со свистом падать камню.
Пришла пора дождю посеять капли.
И только голова моя – истец.
Река моя лежит, раскинув ляжки,
и к ней идет земля походкой тяжкой.

Вот повод для так долго ждавшей пули,

вот повод для цветов, так долго ждавших,
вот повод
Газе с Яффой переспать.
Вот повод для отчизны распродать
все весла с палубы гнилого судна…
Все поводы грязны, но неподсудны.

Погибший гонец

Он в темноте, как крылья ветра.
Льется кровь.
Слово смутно, слово щедро.
В нем любовь.
Колокольчики надежды
на руке…
Во тьме, на стене мрака отпечаток ладони.

«Грянул выстрел, плюнул свинцом…»

Грянул выстрел, плюнул свинцом.
Он упал.
Обнимая землю, беременную концом.
А шаги убийцы заглушила граница.
И вновь вернулся кровоточащий вопрос.

Послушайте меня!