И ему поверят, потому что он будет говорить с полным убеждением и с неподдельным чувством. Дело на него заводить не станут. А если и заведут, ну так что с того? Свидетели подтвердят, что прямых контактов с подростком он не имел, договориться ни о чём не мог, потому что тот сразу пришёл с готовым заявлением, и Лаврентьев это заявление подписал – без всякой задней мысли и опаски. А что тут такого? Всё как положено! Он ничего не нарушил!
Все эти размышления вихрем пронеслись в голове Мамалыгина. О себе он в этот момент не думал. Опыт старого лагерника подсказывал ему верные решения, которые приходили откуда-то изнутри в уже готовом виде. И если его самого начнут мотать и тыркать, так он то же самое скажет: парню было не с руки ходить каждый день по три километра на работу да обратно столько же! Он живёт один-одинёшенек, ни пожрать приготовить, ни постирать ему некому. Вот и плюнул на всё. Решил уехать. Что ж тут удивительного?
Да, так он им всем и скажет! А уж они пусть поступают, как им подсказывает совесть, если она у них есть. Уберечься тут ни от чего нельзя. Загадывать наперёд бессмысленно. Но уж коли так всё складывается, так и он будет поступать, как подсказывает сердце. Это всё, что у него есть в данную минуту. Сердце и голова. А ещё немного совести – ровно столько, чтобы помочь попавшему в беду подростку.
Костя тем временем заполнил каракулями тетрадный листок в синюю клетку и подал его Лаврентьеву. Тот принял трепещущий лист двумя руками, поднёс к лицу и стал разглядывать, хмуря брови и морща лоб, потом о чём-то подумал и протяжно выдохнул.
– Что ж, всё с тобой ясно. Стало быть, я тебя увольняю. Катись на все четыре стороны. Учиться тебе надо! Наработаешься ещё, когда подрастёшь!
Взял со стола перьевую ручку, обмакнул в стоявшую тут же чернильницу и нацарапал на бумажке несколько важных слов.
– Всё, свободен! – провозгласил, откидываясь на спинку. – И ты тоже свободен! – перевёл взгляд на Мамалыгина. – Чтоб завтра к вечеру всё у меня было в полном ажуре! Начальство к нам придёт кино смотреть. Со звуком там помаракуй, а то вечно у тебя слов не разобрать. Всё, шуруйте оба! Мне ещё отчёт нужно писать.
Мамалыгин и Костя двинулись к двери, но на пороге Мамалыгин задержался. Обернувшись, спросил, как бы между прочим:
– А расчёт ему когда получать? Хорошо бы сегодня деньги в кассе забрать. А то чего он завтра сюда попрётся? Сами же сказали, начальство тут будет. Увидят пацана, разные вопросы станут задавать. Вам же ещё и влетит за него!
Лаврентьев досадливо поморщился. Никак он не мог приступить к своему отчёту. Захотелось вдруг выругаться и врезать изо всей силы кулаком по столу. Но он сдержался. Лишь поджал губы и молвил утробным голосом:
– Пусть к пяти в кассу подходит. Я скажу Клаве, чтоб выдала ему зарплату за февраль. И чтоб я его тут больше не видал!
Мамалыгин послушно кивнул и попятился вон из кабинета, толкнул Костю локтём, и оба они вытолкнулись в коридор. Несколько секунд молча смотрели на затворившуюся дверь. Наконец Мамалыгин обернулся и произнёс с важным видом:
– Так-то, братуха! Я сейчас нацарапаю записочку к нужному человеку, потом получишь расчёт в кассе, забирай отсюда все свои вещи, чтобы ничего не оставалось, и дуй домой. Хорошо б тебе сегодня же уехать! Но это не получится. Тут тебе не Москва. Трамваи тут не ходят. Завтра уедешь, с утреца. От нас пойдёт машина на двести восьмой километр, я попрошу, чтобы тебя посадили в кузов. Прокатишься с ветерком. Ты молодой, выдюжишь! Приходи завтра утром ровно к восьми, только в клуб не заглядывай, а жди на улице, чтоб никто не видел. Я сам к тебе выйду. Да смотри не опоздай! И никому не рассказывай, куда едешь. И про записку смотри молчи! Тебе сейчас укрыться нужно, чтоб ни одна живая душа не знала, где ты есть. Даже я! – Мамалыгин едва заметно усмехнулся и посмотрел сверху вниз на Костю. – Да ты не бойся, я тебя не выдам. А ты там на двести восьмом километре долго-то не сиди. Там транспортная база, народу полно. Поживёшь пару месяцев, когда тепло придёт, а потом езжай дальше по трассе. Где-нибудь перекантуешься, пока тут всё уляжется! Езжай на Стрелку, а ещё лучше – на Левый берег. Там большая больница. Может, санитаром тебя возьмут… не знаю, сам смотри, не маленький уже. До лета как-нибудь перетерпишь, пока навигация начнётся. А там и на материк можно рвануть, если, к примеру, отца твоего не отпустят. Ну а отпустят, тогда вместе решите, как вам быть!
Костя согласно кивнул. Последняя реплика ему понравилась.
– Я всё понимаю, – раздумчиво молвил он, – я работать буду! В автомастерские попрошусь. Я тут в посёлке познакомился с ребятами, помогал им моторы чинить. Они мне всё объясняли. Я уже многое умею. Машину могу сам водить!