– Вот и хорошо, это то, что надо! – одобрил Мамалыгин. – Автослесари везде нужны. Трасса большая, машин много, ломаются часто. А ремонтировать не каждый может. Тут, брат, нужно в моторах разбираться! Ну да ничего, ты парень толковый, научишься. Главное, слушайся взрослых! Что тебе говорят, мотай на ус, а сам знай помалкивай! Поменьше говори, целее будешь. Станут про родителей спрашивать, скажи, мол, ничего не помню! Или лучше скажи, что нет у тебя ни папы, ни мамы, мол, сирота, и весь сказ! – Он вдруг замер, пошамкал губами и махнул рукой. – В общем, сам гляди. Начнут копать под тебя, всё равно разнюхают. Уж больно громкая у тебя фамилия. Отца твоего многие тут знают да и про тебя небось слыхали. Не все же отцы своих детей сюда привозят. А твой батя не побоялся. Да-а-а, знал бы он, что так обернётся, не стал бы тебя зазывать. Небось сам бы поскорей уехал. Хотя что толку! Его бы и дома точно так же взяли. У нас так! Если надо будет, из-под земли достанут! Да, парень, зря ты сюда приехал. Сидел бы лучше дома возле мамки, в школу свою ходил, девчонок дёргал за косы. Принесла тебя нелёгкая, теперь вот выпутывайся…
Инженер ещё что-то бормотал, но Костя уже не слушал. Он понял одно: в жизни его наступает перелом. С прежним покончено навсегда. Не будет больше домашнего уюта, не будет школы и не будет матери с отцом. Домой к матери он не поедет, чтоб не навлечь на неё беду. А отца он долго теперь не увидит. С отцом случилось страшное несчастье, и помочь ему ничем нельзя. Это он не понял даже, а почувствовал как непреложную истину, так зверь чувствует опасность и покидает насиженное место, так кедровый стланик загодя опускает свои ветви, предугадывая близкую стужу. Вот и Мамалыгин советует ему уехать как можно дальше. Стало быть, тоже не верит в счастливый исход. Вон как смотрит – печально и сочувственно. Это ничего, что он бранится и ворчит. Костя уже научился видеть эту двойственность в поведении взрослых, губы произносят одно, а глаза говорят другое. Эта двойственность возникает как раз тогда, когда всё очень плохо. Тогда меняется голос, суровеет лицо, а глаза смотрят пристально и строго, так что хочется плакать. Лучше бы инженер вовсе ничего не говорил, но и не смотрел бы так, будто Косте настало время умирать. Чтобы не видеть этого взгляда, Костя отвернулся и стал собирать свои вещи: положил в холщовый мешочек потемневший от чая гранёный стакан и гнутую ложку, бросил в мешок тетрадку, химический карандаш и круглое зеркальце. Больше ничего у него тут не было. Можно было и этого не брать, но инженер настоял, чтобы он ничего не оставлял. Видно, в этом тоже был некий смысл. Костя не спорил. Мамалыгину он подчинялся беспрекословно, потому что знал: этот человек его не подведёт, не выдаст. Да и зачем ему выдавать? Он вообще мог ничего не говорить Косте, крутил бы потихоньку свои фильмы и не ломал голову над чужими горестями. Какое ему дело до Кости? Однако он переживает, старается помочь, хотя ему тоже несладко! Да и кому здесь сладко? За все эти месяцы Костя не видел ни одной улыбки на лицах. Все были чем-то озабочены, все куда-то спешили и выглядели так, будто через минуту случится что-то ужасное. Костя чувствовал всеобщее напряжение, и это напряжение нарастало с каждым днём. Но он никак не мог понять: что в действительности происходит? Почему все так напуганы – здесь, на краю земли, где нет ни врагов и ни соседей и где сама природа была и врагом и главной действительностью, с которой необходимо считаться! Как видно, взрослые знали что-то такое, чего не знал Костя. Оно и всегда так бывало: учителя и воспитатели говорили правильные слова и объясняли, как нужно поступать в тех или иных случаях. Этим словам нужно было верить не рассуждая, надо было безоговорочно принимать все те истины, что внушались с малолетства, с детсадовских утренников и октябрятских линеек. Взрослые говорили правильные слова о любви к Родине и о том, что лучше этой Родины нет ничего на свете! Дети с упоением читали стихи на утренниках, пели хором песни, приносили клятву верности и были счастливы и горды тем, что живут в такой замечательной стране в такое прекрасное время! Теперь Костя вспоминал об этом так, будто это было в какой-то сказке, в другой жизни, которая ему приснилась! Но теперь он проснулся и увидел всё так, как оно есть в действительности. Реальная жизнь оказалась очень серьёзной и суровой. А ещё безжалостной и непонятной. В этой жизни не было ни утренников, ни песен и стихов, ни улыбок и ободряющих взглядов. Совсем наоборот: все смотрели друг на друга настороженно, оценивающе, будто каждую секунду ждали подвоха. И Костя тоже стал так смотреть. Общий настрой исподволь захватил его, проник в самую душу, и он больше не улыбался, а ждал от жизни только плохого.