Память земли

Из всех многочисленных свобод, которые предоставила Октябрьская революция Лидке Абалченко, она усвоила для себя лишь одну. Личную. «Что желаю, то делаю. А что?..» Каждый новый парень в первый же вечер не оставался в обиде. Пройдя с ним квартал-другой, перебросившись десятком фраз, Лидка уже всей душой чувствовала его своим. Остановись в укромном месте, она радостно, в предчувствии счастья, замолкала, смотрела на парня то ли по-бабьи, то ли по-детски покорно. «Вот она я вся. Видишь, какая?» При этом ее губы сами раскрывались, а желтые, черные в темноте глаза, наоборот, начинали прикрываться… Лидка была активной комсомолкой, хорошей девахой. Любила она искренне. Иногда, правда, из озорства и даже из-за выгоды, но в таких случаях сразу увлекалась. Если же кто-нибудь решительно ей не нравился, а приставал, то у Лидки все равно не хватало сил огорчить ухажера.

Очередная любовь — Щепетков — была самой настоящей и светлой из всего, что испытала Лидка. Вот и сию минуту, когда он держал лацкан ее пальтишка, она совершенно ясно чувствовала, что он единственный в ее жизни парень, до которого она никогда никого не знала… Но разве женская судьба не сволочная вещь?! Пока Тимкина рука задерживалась снаружи, боясь проникнуть под пальто, Лидка навязчиво переворачивала в голове то, что томило ее все время, с первой встречи за клубом. Мужа сняли с секретарей. Снимать да ставить — это ерунда собачья, и люди только прикидываются, что им это важно. Но Сережка, он на самом деле страдает, сидит, как больной, целыми вечерами в хате. Вообще это ничему не мешает, даже наоборот. Сережка такой сознательный, что и раньше ни от кого не желал слушать рассказов про жену, не был помехой для ее увлечений, а сейчас его домоседство и совсем на руку. Однако при виде Сергея, оскорбленного коллективом, одинокого, Лидка все же задумывалась: хорошо или нехорошо при таких несчастьях бегать от него к другому?

В то время как Лидка вновь решала это, Тимур, умудренный практикой предыдущего свидания, просунул руку под пальто и, смелея, лез дальше, а Лидка заламывала назад, отгибала его пальцы. Она недолго задумывалась бы о верности Сергею, по ее привычной философии все звучало бы так: «Ничего, и ему хватит…» Но на днях возникло еще одно, неожиданное и уж определенно решающее обстоятельство: Лидка забеременела. Она бегала позавчера в медпункт, узнала, что этому уже три месяца. Сейчас она сопротивлялась Тимке, так как чувствовала, что вступила вдруг в новую полосу жизни. Беременная женщина — это человек, вернее, два человека, о которых всюду говорят уважительно. Их не толкнут даже в сутолоке на базаре. Даже пьяные уступают им дорогу. Такая женщина, ее ребенок, ее муж, как никто, связаны один с другим… Она, правда, не знала, Сергей или кто иной отец будущего ребенка. Но это было не так уж важно, а кроме того, Лидка с легкостью убедила себя, что он; и ее донимала теперь уязвленная гордость за отстраненного от секретарства мужа, за собственную, свою, полученную от него, фамилию.

А любовь к Тимке не уменьшалась… Сердце само, без спроса, льнуло к нему, чистому, неловкому парню. Весь сегодняшний день она замирала в ожидании вечера, делала в доме не то, что надо; и теперь, наперекор всем своим желаниям, рвущимся навстречу Тимке, отдирала от себя его пальцы. Совершая героическое усилие над своей душой, Лидка выдохнула:

— Погоди, Тима. Скажу что!

Оторвавшись, она поцеловала его. Потом отодвинула его на шаг, достала пять сложенных носовых платков и купленный сегодня пластмассовый портсигар, похожий на мыльницу, сама положила ему в карман. Сделала все это деловито, хозяйственно, будто жена, которая уже переплакала дома свое горе и сейчас на перроне без причитаний провожала мужа в далекую дорогу.

— Ну, я пошла… Будь здоров, Тима…

— Куда ты? Да ты что?! — с закипающей мужской злостью изумленно зашептал Тимур, окончательно теряя робость, тиская в сильных, разъяренных руках ее пальцы.

Лидка понимающе глядела. Лепил мелкий талый снег; Лидкин лоб и высунутые из-под берета кудряшки были мокрыми. Тимур сбросил с себя, накинул на нее поверх пальто свою стеганку и, радуясь, что Лидка не отказалась, снова ощутив надежду и свое «я», смотрел горячими, измученными глазами. Лидка с удовольствием постояла минуту под его стеганкой, потом решительно возвратила, решительно, с дрожью в голосе сказала, чтоб Тимур был здоров, счастлив, и, увернувшись, побежала к дому. Тимур зашагал следом, но, будто человек, который отстал от поезда, догонять не пытался, ясно чувствуя, что все почему-то рухнуло и никакие силы не остановят Лидку. Он половину ночи пробродил и простоял под ее окошками, утром (так положено при несчастной любви, да еще и при отъезде) напился и, провожаемый матерью, Раиской, бабкой Полей, отправился попутным самосвалом на Цимлу.

Великая стройка приняла Тимку, как принимала в эти дни тысячи других парней.

Часть вторая

Глава первая

1