Читаем Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства II — V века полностью

51. И вот еще что, во имя богов, включите при голосовании в ваше решение, — еще до того, как я умру, — чтобы моей жены не было здесь, когда я буду пить яд и чтобы той, из-за которой я предпочел смерть жизни, не было разрешено оплакивать меня. Ведь она не станет просто горевать, как обычно делают женщины, не станет лить слезы, нет, — она будет болтать и разглагольствовать, наносить себе удары и сделает мой путь к смерти тяжким; пусть не будет ее, когда я буду пить яд, пусть не будет. Желаю ей найти себе твердокаменного мужа, способного вынести все эти неприятности, а я буду лежать в земле, не слыша ни звука.

52. Сладостно, судьи, наслаждаться светом солнца, но жена лишает меня этого всем тем, что она делает, и всем, что еще сделает; могу вообразить, какова она будет, когда своим языком одержит надо мной верх, какова она будет роженицей, какой будет матерью; ведь если она нарожает мне кучу детей и все будут похожи на нее, и если будет сразу видно, что это ее дети, то как же я смогу жить, окруженный таким хороводом? Ведь тогда мой домик ничем не будет отличаться от лугов, в которых, с громким пением, порхают бесчисленные стаи птиц.

53. Взгляните, однако, какая беда приключилась со мной, — я стал многоречив! Этим я, очевидно, обязан моей жене; я произнес огромную речь; но она будет последней; больше уже я не услышу ничьих речей и никто не услышит моих; о дивный день, о день, несущий мне свободу! Я ухожу к тем, кто покоится под землей, кто ничего не говорит! Я достигну края, где дышит тишина!

54. Но что это? Мне вдруг пришло на ум одно древнее поверье, которое повергает меня в смятение; говорят, что и там бывают разные треволнения, и судебные заседания, и есть и судьи, выносящие приговоры умершим, слышны вопли мертвецов и ведутся беседы. Боюсь я, как бы мне, убежав от жены здесь, не встретиться с ней немного позже в подземном царстве, как бы мне опять не пришлось слушать ее болтовню. Впрочем, будущее темно, а настоящее уже слишком хорошо изведано.

55. Итак, я избираю неведомое вместо знакомого, но, безопасности ради, все же лучше помолиться: "О все боги и все богини! Если умирающему дозволено сказать слово, дайте моей жене дожить до глубочайшей старости, чтобы я возможно дольше мог вкушать покой".

Сам я виноват во всех своих бедствиях: следовало мне взять меч и совершить то, о чем говорит сказка, — вырезать, ей язык: быть может, и тот, о ком говорится в сказке,[76] тоже не мог вынести болтовни своей жены.

Декламация 29 Парасит подает в суд на самого себя и просит разрешить ему расстаться с жизнью, потому что его покровитель предался философии

Декламация 29 Парасит подает в суд на самого себя и просит разрешить ему расстаться с жизнью, потому что его покровитель предался философии

1. Если вы, судьи, не выслушаете мою просьбу сейчас же и не согласитесь объявить о ней присутствующим, то ту милость, о которой я прошу вас, окажет мне голод; он выполнит выражаемое мной желание: ибо я мертв уже более чем на половину, я дышу лишь для того, чтобы иметь возможность рассказать вам о своем несчастье и достойным образом принять смерть.

2. Ведь погиб и тот, кто давал мне пропитание, и притом погиб каким-то неслыханным способом: он усердно старается морить себя голодом и шаг за шагом приближается к смерти; пора и мне сгинуть, — видно, какой-то злобный дух позавидовал тому, что я сыт, и лишил меня возможности жить в свое удовольствие; одна дорога осталась мне — она ведет к кубку с ядом, а вот к трапезе уже не ведет ни одна.

3. Если бы можно было ожидать, что мой покровитель очнется от этого необычайного безумия и вернется к прежнему привычному образу жизни, то мне, конечно, следовало бы собраться с духом и питать надежду на перемену к лучшему; но так как его болезнь неисцелима и никакого нового покровителя у меня вместо него не предвидится, то как же мне жить?

Да перестаньте вы, во имя богов, смеяться надо мной; взгляните, в какую беду я попал, и дайте мне вкусить в смерти освобождение от страданий!

4. Было время, когда и я смеялся, слыша, что кто-то хочет умереть и спешит раньше своего срока стяжать то, что уготовано нам всем, что он для этого обращается в суд и просит, как великой милости, чтобы с ним поступили согласно с известным законом. Я считал такую просьбу безумием — умереть, когда можно жить! Добиваться, как награды, той тяжкой кары, которая предназначена злодеям! Да, так думал я прежде, но теперь понял, что был неправ, что стремиться к смерти и умолять о ней — неизбежно, а принять ее — великое счастье. Мою судьбу я вынести не в силах, ибо если жить нестерпимо, то только и остается, что умереть. Есть тысячи злосчастных путей, идя по которым можно самому избрать смерть, но я пришел к ней совершенно новым путем, — прекратите же, ради богов, ваш хохот и выслушайте меня благосклонно!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ахилл Татий "Левкиппа и Клитофонт". Лонг "Дафнис и Хлоя". Петроний "Сатирикон". Апулей "Метамофозы, или Золотой осел"
Ахилл Татий "Левкиппа и Клитофонт". Лонг "Дафнис и Хлоя". Петроний "Сатирикон". Апулей "Метамофозы, или Золотой осел"

В седьмой том первой серии (Литература Древнего Востока, Античного мира, Средних веков, Возрождения, XVII и XVIII веков) входят признанные образцы античного романа: «Левкиппа и Клитофонт» Ахилла Татия (перевод с древнегреческого В. Чемберджи), «Дафнис и Хлоя» Лонга (перевод с древнегреческого С. Кондратьева), «Сатирикон» Петрония (перевод с латинского Б. Ярхо) и «Метаморфозы» Апулея (перевод с латинского М. Кузмина). Вступительная статья С. Поляковой. Примечания В. Чемберджи, М. Грабарь-Пассек, Б. Ярхо, С. Маркиша. Иллюстрации В. Бехтеева и Б. Дехтерева.

Ахилл Татий , Борис Исаакович Ярхо , Гай Арбитр Петроний , Гай Петроний , Гай Петроний Арбитр , Лонг , . Лонг , Луций Апулей , Сергей Петрович Кондратьев

Античная литература / Древние книги