Памятники поздней античной поэзии и прозы II-V века

(ст. 887-1021)

После того, как Медея, покинув палаты Аэта,

Тайно пришла на корабль и здесь меж нами укрылась,
Стали раздумывать мы, что нам делать и как поскорее
890 С дуба священного снять и похитить руно золотое.
Многое мы замышляли, хотя и не знали в ту пору,
Сколь безнадежен успех и какие труды и печали
Нас ожидают. Пред нами разверзлась бедствий пучина.
Возле плотины речной, от царских палат недалеко,
Высилась грозно стена, во много локтей вышиною,
Башни стояли на ней; семикратным кольцом обвивали
Скрепы стальные ее; а в стене тройные ворота
Медью сверкали грозящей; тянулась стена между ними,
И украшали ее повсюду зубцы золотые.
900 Возле порога ворот кумир возвышался богини,
Видящей все и горящей огнем; средь колхов зовется
Грозной она Артемидой, хранящей входы в ворота.
Вид ее людям ужасен, еще страшней ее голос
Всякому, кто непричастен к обрядам святых очищений.
Ведомы были их тайны одной лишь Медее; свершала
Их чародейка сама и с нею кутейские девы[104].
Внутрь за ограду войти из смертных никто не решался;
Ни уроженец Колхиды, ни гость на порог не вступали,
Всем преграждало пути запрещенье жестокой богини,
910 Ярость вдыхала она в собак, охранявших ворота.
Там, за стеной недоступной, в глубоком и темном укрытье,
Роща густая была; в тени деревьев высоких
Лавры росли там, кизил созревал, и широкой листвою
Их осеняли платаны; трава меж корнями стелилась,
Рос асфодел, завивались душистые "женские кудри",
Мята росла, и камыш, и чабрец, и цветы анемонов,
С ними божественный цвел кикламен, распускалась лаванда,
Ирис и дикий пион, — и раскинула пышные листья,
Их осенив, мандрагора и стебли сплелися диктамна.
920 Свой аромат источал кардамон и шафран; но взрастали
Там и другие растенья: вьюнка колючая заросль,
Черные маки, волчец, аконит, ядовитые клубни,
Множество гибельных злаков, землей порождаемых в недрах[105].
И, возвышаясь над чащей, раскинулся дуб необъятный,
Мощные сучья свои вздымая над рощей густою,
Нес он на ветви высокой руно золотое; сверкая,
Свесилось с дуба оно; и руна хранителем грозным
Змей был ужасный, для смертных людей несказанное диво.
Весь чешуей золотою покрыт; вкруг ствола обвивались
930 Кольца огромного тела; охраною был неустанной
Он золотого руна и святыни подземного Зевса[106]
Страж, пораженья не знавший; не ведая сна и дремоты,
Все озирал он вокруг лазурно-сверкающим взглядом.
Только лишь мы услыхали про все эти страшные тайны,
И о Гекате Мунихской, о змее, руно стерегущем
(Все это нам рассказала Медея, мудрейшая дева),
Стали раздумывать мы, как Осилить нам труд этот тяжкий,
Как нам, снискав благосклонность богини-охотницы, в рощу
К страшному змею проникнуть, похитить руно золотое
940 И возвратиться с руном домой в родимую землю.
Дал, поразмыслив немало, совет всем прочим героям
Мопс[107] — он дар прорицанья имел и грядущее видел, —
Чтобы ко мне обратились с мольбами они и просили,
Чарами змея смирить и гнев Артемиды утишить.
Так неотступно молили они, что я согласился;
Я повелел Эсониду[108] избрать на подвиг опасный
Юношей лучших двоих — конеборного Кастора с братом,
Славным кулачным бойцом Полидевком — и Мопса-провидца
Вместе со мной лишь Медея пошла, от других отдалившись.
950 Скоро приблизились мы к обнесенной стеною святыне;
Там я на ровной лужайке тройную выкопал яму,
Взял можжевельника ветви и сучья засохшего кедра,
Терна колючего стебли, плакучего тополя листья,
Все возле ямы сложил я, костер воздвигая высокий.
Злаков волшебных немало Медея, искусная в чарах,
Мне помогая, дала, раскрыв свой ларец благовонный.
Я под плетеным покровом скатал ячменное тесто,
Кинул в зажженный костер и в жертву богиням подземным
Трех щенков я принес, без единой отметины, черных;
960 С кровью смешал купорос и сок айвы и кизила,
Дикий добавил шафран, подорожников лист безобразный,
Корни различных цветов, что содержат алую краску;
Этой смесью набил я желудок щенков и на угли
Их положил, а кишки водою обмыл и, вкруг ямы
На землю бросив, ударил в зловещую медную чашу;
Черный накинувши плащ, заклинанья запел; и немедля
Зов мой услышали те, кто живет в пустынной угрюмой
Бездне: их три — Тисифона, Алекто, Мегера богиня[109].
Факелов пламя в руках их сверкало блеском кровавым.
970 В яме вспыхнул огонь, затрещало страшное пламя,
Хворост сжигая, и дым, чернея, окутал окрестность.
Вот из Аида возникли, разбужены пламенем ярым,
Грозные призраки вдруг, беспощадные, страшные видом:
Первый — с ликом железным; дают ему смертные люди
Имя Пандоры; потом перед нами второй, многоликий
Призрак трехглавый предстал, наводящий неслыханный ужас,
Тартара чадо, Геката; на левом плече она носит
Конскую голову с гривой; на правом — свирепая видом
Злобная сука; меж ними — змея свивается в кольца;
980 В каждой руке она держит тяжелый меч заостренный.
Призраки стали кружиться над ямой то вправо, то влево,
Вслед за Гекатой Пандора, за ними — богини возмездья.
А за оградой кумир Артемиды, разжав свои руки,
Факел на землю поверг, на небо свой взор обращая;
Ласково псы завиляли хвостом и упали засовы
С мощных серебряных створов, и дивная дверь распахнулась
В крепкой стене, и очам открылась тайная роща.
Первым из всех на порог я шагнул, а за мною вступили
Чадо Аэта, Медея и сын Эсона прекрасный,
990 Следом вошли Тиндариды[110], за ними — Мопс-прорицатель.
Вот уже были мы все недалеко от дивного дуба;
Виден был жертвенник Зевса, защитника всех чужеземцев[111];
Но, вкруг ствола обвивая свои необъятные кольца,
Змей свою поднял главу и, открыв ядовитое жало,
Злобный свой свист испустил; отозвался раскатами грома
Вечный эфир, и деревья, от корня до самой верхушки,
Вдруг содрогнулись и вся зашумела тенистая роща.
Ужас меня охватил и сопутников; только Медея
Твердо в груди сохранила свой дух непреклонный, отважный,
1000 Ей приходилось нередко сбирать чародейные травы.
Я же формингу мою на священную песню настроил,
Вызвал из нижней струны я звуки глубокие, тихо
Тайную песню запел, беззвучно губы смыкая.
К Сну я с мольбой обратился, владыке бессмертных и смертных,
Чтобы скорей прилетел он и змея ужасную силу
Чарам своим подчинил. Он внял мне, — в кутейскую землю
Вмиг он примчался и все успокоил: людей утомленных,
Неугомонное ветров дыханье и волны морские,
Вечных струю родников и рек шумящих потоки,
1010 Птиц и зверей; и над всем, что живет на земле здесь и дышит,
Ласково он распростер золотые широкие крылья;
Он прилетел и в страну благовонную колхов суровых.
Очи жестокого змея сейчас же смежились дремотой,
Смерти подобной; и к шее чешуйчатой низко склонился
Он головой отягченной; и это увидев, Медея —
Тяжкий свой рок выполняя — прекрасному сыну Эсона
Снять повелела, не медля, с ветвей руно золотое.
Выполнил он приказанье Медеи и на плечи быстро
Вскинул златое руно, и с ним на корабль возвратился.
1020 Радость наполнила сердце героев-минийцев; воздели
Руки к бессмертным они, к владыкам широкого неба.