Читаем Памятники русской архитектуры и монументального зодчества полностью

Роль ядра храма в общей композиции здания продолжает возрастать. Ядро нередко сливается с трапезной в единый блок, и эту слитность усиливает срезание углов (Лопатня (№ 169), Луговец (№ 170), Тулуковщина (№ 184)). Если к концу XVIII в. значение восточного фасада храмов было весьма ослаблено, то теперь оно восстанавливается благодаря возвращению к трехапсидности (Никольская церковь в Карачеве, № 159), устройству приделов с крупными апсидами (Покровская церковь в Трубчевске, № 160) либо дополнению алтарного выступа прирубами (храмы во Внуковичах (№ 158) и Старопочепье (№ 175), возможно, в это время был расширен алтарь церкви в Старом Ропске (№ 183)). Алтари этого периода очень разнообразны по форме, но почти все вариации повторяют прежние образцы в местной архитектуре (исключение — церковь в с. Тулуковщина (№ 184), где поджатые боковые апсиды примерно в четверть окружности каждая облегчают сопряжение трехапсидного алтаря с крупным восьмиугольным блоком здания).

К концу XIX в. в церковном строительстве Брянщины особенно характерна масштабная неоднородность внутри композиции здания. Преобладают размельченные комбинации форм, в которых структурную схему и весомость материала трудно ощутить из-за нагромождения дробных элементов. Среди мотивов значительное распространение получают щипцовые изломы карнизов — форма как бы переходная от объемов к фасадному декору. Шипец либо небольшой крутой фронтончик над карнизом (Хохловка (№ 157), Шумилово (№ 158), Смотрова Буда (№ 193), Губостово (№ 196), Крапивное (№ 200), Святск (№ 204), Душатино (№ 209)) смягчают разобщенность объемов, но вместе с тем резко снижают их выразительность.

При разросшихся и дробных объемных композициях центрическая тенденция в планах проявляется все менее внятно (Хохловка, № 187), хотя и к архаичным осевым планам культовое строительство не переходит. От последней четверти XIX в., которая сейчас представлена только сельскими постройками, совсем не дошли здания с трапезной шире храма. Перестало практиковаться и соединение этих объемов в общий крупный блок, что делалось в предыдущий период. Затянувшееся стилистическое безвременье делает все более редкими крупномасштабные произведения. Отзвуки барокко и классицизма становятся еще слабее. Они почти не касаются фасадного декора даже в тех постройках, в которых отдельные объемные элементы весьма напоминают здания XVIII в. (Хохловка (№ 187), Крапивное (№ 200), Святск (№204)).

Самые архаичные объемные композиции по-прежнему сохраняются в колокольнях. Встречаются комбинации четвериков с восьмериковым ярусом звона, характерным для русской архитектуры до распространения классицизма (Святск (№ 204), Высокое (№ 206)). В шатровых колокольнях (Хохловка (№ 187), Шумилово (№ 188), Смотрова Буда (№ 193), Губостово (№ 196), Душатино (№ 209)) сочетание восьмериков с четвериками воспринимается уже без сходства с зодчеством минувших эпох, так как пропорции граней и самих объемов в этих сооружениях приведены в соответствие с общим образным строем архитектуры, избегающей ясных пространственных структур. К концу столетия в культовом зодчестве Брянщины происходит дальнейшее распыление образной цельности, начавшееся уже во второй четверти века.

Типологически церковная архитектура Брянщины на рубеже XIX—XX в. становится чуть разнообразнее, чем в минувшие 30—40 лет. Помимо сооружений маловыразительных и в то же время не повторяющихся в своем архитектурном многословии (храм Разрытовского монастыря (№ 214), церкви в Страшевичах (№ 216), Страчеве (№ 224), Далисичах (№ 226), Колюдах (№ 227), церковь и часовня в Клетне (№№ 222, 223)), появляются здания с более индивидуальным и более цельным образом. Началось освобождение от засилья тоновских проектов, появившихся еще в 1830-е годы и надолго омертвивших архитектурное творчество. Наряду с шатриками, гранеными башенками и щипцовыми изломами, уподоблявшими храмы дачным постройкам (Баклань, № 236), появляются строгие и спокойные формы неоклассицизма (Ивот, 225), а также мотивы зодчества древнего Новгорода (надвратная часовня в Клинцах, № 235). Здесь мелочную имитацию памятников прошлого сменили их поэтичные образы со значительной долей художественного обобщения. В менее оригинальных произведениях новые веяния проявляются в гипертрофии завершений (луковицы на храмах в Чуровичах (№ 213) и Ардони (№ 215), верхний многогранник церкви Спаса на Гробах в Брянске (№ 219)).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология