В этой области уже в XII в. намечается резкое противоречие между двумя направлениями философской теологии. Представителем рационализма, допускающим, вернее даже требующим, доверия к человеческому разуму и критического исследования положений церковного вероучения является Петр Абеляр. Он знаменит не столько своими богословскими сочинениями, наделавшими много шума в его время и навлекшими на него осуждение церкви, сколько своей оригинальной автобиографией и приписанной ему перепиской с монахиней Элоизой, его бывшей женой. Прославленный в свое время лектор, отвлекавший толпы учеников от других лекторов, он ценен и в литературном отношении как мастер латинской литературной речи, придавший ей индивидуальный характер и полемический задор. Однако во владении чисто риторическими приемами он уступает своему ярому противнику Бернарду Клервоскому, который облекает и свои проповеди о мистическом восприятии религиозных откровений, и чрезвычайно острые нападки на разложение нравов современного духовенства, и инвективы против своих противников, и даже поучения, смело обращенные к папе, в столь отточенную, безукоризненно разработанную литературную форму, что порой кажется, будто благочестивая тематика была для него лишь благодарным литературным материалом: слишком звучит в его высказываниях искусный и честолюбивый властолюбец. Своего противника-рационалиста ему удалось осудить теоретически и сломить его карьеру и его жизнь. Относительно другого рационалиста-богослова, Гильберта Порретанского (1080—1154), превосходившего Бернарда ученостью и остроумием, это не удалось. Рационализм, опираясь на многочисленные новооткрытые сочинения Аристотеля, в следующем столетии все же победил, создав рационально-схоластическую систему философской теологии. Впрочем, эта победа была уже намечена «Сентенциями» («положениями») Петра Ломбарда (ум. 1160), изложившего в четырех книгах систематически, методом доказательств, примыкающим к Абеляру, основное богословское учение христианской церкви.
Между тем в недрах самой церкви два ее представителя, Бернард Сильвестр, учивший в середине XII в. в турской школе, и Алан Лилльский, один из знаменитейших ученых своего времени, в аллегорических сочинениях, составленных частью прозой, частью стихами, излагали учение о природе и о человеческой жизни, гораздо более угрожавшее церковной догме, чем рационализм Абеляра. И творение Бернарда Сильвестра «О целокупности вселенной», и сочинения Алана «Антиклавдиан» и «Плач Природы» развивают космогонические и космологические теории в платоновском и даже неоплатоническом духе, в корне подрывавшем церковное учение о сотворении мира. По-видимому, эти сочинения, на взгляд руководителей церкви, были менее опасны для верующих: их относили к области чисто литературной и считали доступными только людям, искушенным в чтении античных поэтов и понимающих их темный и загадочный язык. И действительно, если Алан испытал на себе решающее влияние литературной формы «Утешения философией» Боэтия, то Бернард Сильвестр вошел в ряды знатоков античной поэзии, прокомментировав детально шесть первых песен «Энеиды». Это дает и нам повод перейти к писателям XII в., не задававшимся глубокомысленными целями, а посвятившим себя более легкой деятельности «сложения стихов».
Как было сказано выше, термин «возрождение» применительно к литературе XII в. наиболее оправдан тогда, когда дело идет о поэтических произведениях. В этой области действительно можно проследить повышение интереса к античным образцам. Оно идет в двух направлениях — это подражание изяществу языка и стиля, и это использование античных сюжетов. Первое направление ведет к увлечению Овидием, пришедшему в конце XI и первой трети XII в. на смену преклонению перед Вергилием, в котором долго видели языческого пророка, предсказавшего в IV эклоге рождение Христа. Овидианству отдали дань на пороге XII в. поэты луарской школы — Марбод, Хильдеберт и особенно Бальдерик, сочинявший даже прямые подражания понтийским посланиям Овидия. Произведения этих постов, превосходные по отделке стиля, оказали благотворное влияние на латинский язык XII в. Это обновление языка по классическим образцам распространилось так широко, что даже анонимный панегирик в память императора Генриха IV, написанный вскоре после его смерти в 1106 г., отличается прекрасной богатой лексикой и классической ясностью грамматического строя.
Второе направление использует излюбленные античные сюжеты, частично из «Метаморфоз» того же автора. Так, ученик Бернарда Сильвестра, Матвей Вандомский, изложил заново историю Пирама и Фисбы, потом применил свое стихотворное искусство к библейской повести о Товии и составил трактат по науке стихосложения, а также любопытный стихотворный письмовник, применяющий образцы «Героид» к тематике современного быта. Вообще, и в XII, и впоследствии в XIII в. теория словесности излагалась не раз и в прозе, и в стихах.