Значительно больше, чем сюжеты Овидиевых поэм, подвергались обработке в латинском эпосе XII в. основные циклы греческой мифологии — троянский и фиванский. Правда, уже от предыдущих веков до нас дошли небольшие латинские поэмы, анонимные, написанные леонинским рифмованным стихом. Они посвящены печальной судьбе Трои, носят морализующий характер и жестоко порицают Елену, называя ее «блудницей» и «развратницей». Столь же трагичен «Плач Эдипа» над телами его сыновей.
Гибели Трои посвящены в XII в. три латинские поэмы поэтов-монахов Иосифа Исканского, Петра Санктонского и Симона по прозвищу «Золотая коза». С Гомером и даже с поздними греческими разработками темы Троянской войны они не имеют почти ничего общего, а перелагают в стихи поздние прозаические повести Диктиса и Дареса, дошедшие и до нас только в латинских переводах с несохранившихся греческих оригиналов.
Именно на этом этапе мы встречаемся с совершенно новым литературным явлением — с изобильным поэтическим творчеством на новых национальных языках, вступающих теперь в успешную конкуренцию с латинским языком и обращающихся к тем же исконным античным сюжетам, но разрабатывающих их в новом «рыцарском» духе и стиле. Троянская война стала в том же XII в. (1150—1160) темой огромной поэмы на французском языке придворного поэта Бенуа де Сент-Мора (30 000 стихов), который сделал введением к ней изложение похода аргонавтов, осаду Трои разукрасил множеством турнирных эпизодов и создал свой собственный новый «роман» — между младшим сыном Приама Троилом (этот образ был развит уже у Дареса) и Брисеидой, здесь уже не пленницей Ахилла, а дочерью Калханта. За Бенуа последовал немецкий поэт Герберт Фрицларский, создавший тоже объемистую поэму «Песнь о Трое».
В использовании сюжета фиванского цикла и основания римского государства Энеем новые национальные поэты были в это время монополистами — латинских поэм на эти темы мы не имеем (по-видимому, никто из латиноязычных поэтов не решался состязаться с Вергилием и Стацием, которые были у всех в руках), зато анонимный французский «Роман о Фивах», лишь немного уступающий по размерам роману Бенуа, французский же «Роман об Энее» и немецкая поэма Генриха фон Фельдеке «Энеида» успешно перерабатывают эти античные сюжеты в рыцарские романы, богатые бесчисленными приключениями и любовными объяснениями.
Пока продолжаются крестовые походы, пышно развертывается разработка еще одного сюжета, ставшего романом еще в античности — сюжета о восточном походе Александра Македонского, о его рождении, победах, открытиях и ранней смерти. На латинском языке этой теме посвящает большую поэму «Александреида» (в 10 песнях) поэт Вальтер Шатильонский. Здесь он обращается к поздним версиям романа псевдо-Каллисфена, уже в X в. переведенного на латинский язык под названием «История о битвах», и вводит эпизоды, известные из талмудических добавлений к нему о полете Александра, о его планах покорения западных стран. При описании смерти Александра выступает величественный образ Природы, блюдущей меру всего земного и перекликающийся с соответственным образом у земляка Вальтера, Алана Лилльского. Однако и этот сюжет не остался в исключительном владении латинского поэта. Почти параллельно с ним возникли: французская поэма Обри Безансонского (дошедшая до нас только в фрагментах), которую воспроизвел с расширением в немецких стихах так называемый «клирик Лампрехт» (1130—1140-е годы) и колоссальная французская поэма двух авторов, Ламбера ли Торту и Александра Бернэ, в которой был впервые выработан французский силлабический размер — «александрийский стих», получивший от нее свое имя.
Помимо этих поэм на античные сюжеты, латинская поэзия в XII в. породила еще несколько произведений на сюжеты иного характера. Это поэма «Пилат» по материалам апокрифических сказаний; «Об Иуде», в которой слит библейский эпизод о нахождении Моисея, подкинутого матерью в реку Нил, с эдиповским мифом о его женитьбе на матери и с евангельским рассказом о его самоубийстве; и, наконец, поэма о Мерлине, примыкающая к еще не использованному латинскими писателями кельтскому циклу сказаний о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. На латинском языке имеется только прозаическое изложение этих кельтских сказаний в «Истории бриттских царей» (1132—1137) Гальфреда Монмаутского, по происхождению кельта, архидиакона, а потом епископа в Сент-Асафе в Уэльсе.