Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

Но уединение не давалось Абеляру. В Параклет стали стекаться новые ученики, они селились в хижинах, обрабатывали землю, кормили Абеляра и слушали его лекции. Это новое оживление «еретической» проповеди вызвало новую тревогу в церкви. На этот раз кампанию против Абеляра возглавил сам Бернард Клервоский, который стал рассылать по всей Европе грозные письма с увещеваниями пресечь деятельность еретика. «В оцепенении, как бы перед ударами надвигающейся грозы», по собственным своим словам, ждал Абеляр новых репрессий. Он помышлял в отчаянии даже о бегстве к мусульманам в Италию. Выручило его обращение бретонского монастыря св. Гильдазия с просьбой принять в нем сан аббата. Абеляр распустил свою школу, передал Параклет Аржантейльской обители, где настоятельницей была Элоиза (переписку с нею и ее монахинями он продолжал на протяжении многих лет), и удалился в глухую Бретань (1126).

Жизнь Абеляра в Бретани была недолгой. Братии св. Гильдазия не пришелся по нраву крутой характер нового аббата. Преследуемый ненавистью монахов, он бежит из монастыря и несколько лет скрывается где-то в Бретани. В эти самые тяжелые свои годы, оглядываясь на свою жизнь, он и пишет «Историю бедствий Абеляровых». Широко распространившись в рукописях, она вновь привлекла внимание ученой Франции к знаменитому философу. Абеляр получает возможность вернуться в Париж и вновь читать лекции по диалектике на холме св. Женевьевы (1136).

В ответ на это Бернард Клервоский собирает все силы антирационалистического богословия и дает Абеляру решительный бой. В 1140 г. противники встретились на Сансском соборе, в присутствии короля Людовика VII и виднейших прелатов Франции. Осуждение Абеляра было предрешено. Почувствовав это, он отказался от выступления на соборе и апеллировал к последней инстанции — к папскому суду. Папский рескрипт подтвердил приговор собора. Это вконец сокрушило Абеляра. Больной и надломленный, он отрекается в письме к Элоизе от всех своих прежних взглядов и удаляется в монастырь Клюни. Настоятель его, Петр Достопочтенный, противник Бернарда, дал ему приют на последние два года его жизни. В 1142 г. Абеляр умер. Элоиза похоронила его в Параклите, а через двадцать лет сама была погребена рядом с ним.

Литературное наследие Абеляра, несмотря на неполную его сохранность, значительно и разнообразно: это учебные пособия по диалектике, философские трактаты и диалоги, проповеди, письма, гимны, дидактическая поэма. Он пользовался славой не только необыкновенного эрудита, но и блестящего стилиста, античные авторы цитируются им на каждом шагу. Наибольший успех имели его основные философские сочинения, где он излагал свое учение: «Да и нет» (большой свод взаимопротиворечащих суждений церковных авторитетов, призванный убедить в необходимости диалектики для решения вопросов богословия) и «Диалог между философом, иудеем и христианином». Но самая прочная слава осталась за «Историей бедствий Абеляровых». По жанру это произведение продолжает традицию утешительной и исповедной литературы (Августин, Боэтий), но по духу больше напоминает автобиографические элегии сосланного Овидия. Начало бедствий для Абеляра тождественно началу его известности, ею возвышения. Причина того и другого — его незаурядные дарования, о которых он говорит без всякого смирения. Поэтому движущей силой для всех его врагов является зависть. Вся эта система понятий проникнута возрожденным духом античного индивидуализма. Автобиография Абеляра — один из самых характерных памятников «возрождения XII века».

Несмотря на все гонения, слава Абеляровой учености была непререкаема. Эпитафия его, приписываемая Петру Достопочтенному, гласит:

Галльский Сократ и западных стран Платон величайший,
Наш Аристотель, средь всех мудрецов иль равный иль высший,
Светоч познанья, всесветно прославленный, разносторонний
Ум, и тонкий и острый, усилием мысли и слова
Все побеждавший, — таков был сей Абеляр несравненный.

ВВЕДЕНИЕ В ТЕОЛОГИЮ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Желая удовлетворить, по мере наших сил, желание наших учеников, мы здесь изложим некий итог священной науки, служащий как бы введением к божественному Писанию. Ибо ученики наши, внимательно читав уже многое, что написано нами и в философских трудах, и в сочинениях светских, и будучи довольны доселе прочитанным, почли за возможное, что наше дарование намного легче постигнет смысл божественных страниц и проникнет в обоснование нашей веры, чем исчерпает, как говорится, бездонные кладези философии. Они даже добавляли, что нельзя мне иначе завершить философское ристание, ни достичь его цели, ни пожать от него плодов, если не приведу я предмет философии к Богу, ибо к Богу надлежит возводить все.