Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

Жил некий муж благородный, потомок семьи родовитой,
Доблесть врожденную он украшал своими делами.
Многим богатым князьям ему служить приходилось,
Часто приказы он их исполнял, но ни разу не видел
Он ни наград, ни похвал, подобавших ему по заслугам.
Кто б из князей ни велел вместо них отомстить за обиду
Или какой-либо труд по их желанью исполнить,
Брался за дело всегда без отказа, нимало не медля.
Жизнь свою он не раз подвергал опасностям грозным
¹⁰

В жарком бою, на охоте, в нежданных схватках с врагами,Счастья, однако, не знал — никто даже малого дара
Не дал ему: обещанья всегда князья нарушали.
Нажил он много врагов за свою усердную службу,
Их одолеть был не в силах и что ему делать не ведал.
Даже и жизнь уберечь — он на это надежду утратил.
Матери он поручил вести управленье именьем,
Край свой покинул родной и направил свой путь на чужбину.
Оруженосец один лишь ему стал спутником верным,
Торбу взвалил на коня дорожную, с разной поклажей
²⁰ (С раннего детства привык он нести при хозяине службу):
Справа он торбу повесил, а слева — копье господина,
Правой — копье ухватил, колчан под щитом закрепивши,
Сам же сидел на мешке с зерном для конского корма.
А господин был одет иначе — в камзол и кольчугу,
Шлем — а не шапку — носил, сверкающий яркою сталью,
Был мечом опоясан с литой золотой рукоятью,
Коготь изогнутый грифа — рожком на охоте служивший —
Шею ремнем обвивал; был тот коготь в пол-локтя длиною.
Он на обоих концах, на широком и узком, украшен
³⁰ Золотом был и скреплен полоской кожи оленьей.
Не был он снега белей, но светился насквозь, как алмазный,
Если ж подуют в него, он гудел, как труба боевая.

Матери, дому родному сказать «прости» приходилось.

Ждал уже конь вороной, скребницей начищен и вымыт.
Масти особой он был — белый волос был виден сквозь черный.
Свесилась с шеи крутой налево грива густая,
Пышен был конский убор — так господским коням подобает.
Возле седла приторочен был кожаный кубок дорожный,
Смазан внутри и снаружи он был смолой ароматной,
⁴⁰ Так что напиток любой в этом кубке слаще казался;
И покрывалось седло небольшой пурпурной подушкой.
Путник вскочил на коня, и конь высоко подпрыгнул,
Словно обрадован был, что несет на себе господина.
Быстрый охотничий пес носился то слева, то справа;
Чутким он был следопытом, едва ли нашелся бы лучший;
Дичи такой не водилось нигде, ни крупной, ни мелкой,
Чтобы укрыться могла — ее он разыскивал мигом.
Всадник с последним «прости» обратился к матери, к слугам;
Хлынули слезы из глаз, когда всем он дарил поцелуи.
⁵⁰ В руки поводья схватил и, коня пришпорив, рванулся
В поле широкое, вдаль — так быстро лишь ласточка мчится.
Мать сквозь решетку окна его провожала глазами,
А домочадцы взошли наверх, на зубчатую башню,
Вслед глядели ему, тяжело вздыхали, рыдали.
Только он скрылся из глаз, как все расплакались горше,
После, рыданья сдержав, они лица умыли водою,
Чтобы пойти к госпоже и ее попытаться утешить.
Но, свою боль затаив, слова надежды притворной
Им говорила она, чтоб горе их успокоить.
⁶⁰ Сына ее между тем забота терзала не меньше,
Он во время пути размышлял обо всем, что случилось:
Как за верную службу ни разу награды не видел,
Как из-за многих врагов, окружавших его отовсюду,
Должен он ныне покинуть пределы родины милой.
Думал также о том, куда он поступит на службу.
Если ж фортуна к нему враждебной будет, как прежде,
Если товарищи снова завистливы будут и злобны,
Станет ли жизнь его легче? Быть может, трудней и печальней?
Тяжко вздохнув, со слезами он к Богу с мольбой обратился,
⁷⁰ Чтобы его не покинул в нужде, не дал бы погибнуть,
Помощь ему ниспослал, даровал над несчастьем победу.

Так он, печальный, вступил в пределы края чужого.

Вскоре попутчик нашелся ему — королевский охотник;
Вежливым оба приветом они обменялись, как должно.
Ростом изгнанник был статен, и мужествен был его облик,
Звучен был голос его, и ответ — суров и достоин.
Кто он — охотник спросил — и едет куда и откуда,
Но на вопрос не ответил ему чужеземец ни слова.
Спрашивать снова охотник не стал, в уме размышляя:
⁸⁰ «Это навряд ли посол, уж очень бедна его свита,
Кто ж при дворе его меч понесет, кто подарки разложит?
Беден он, думаю я, но доблестен (это же видно)».
Он помолчал, как прилично, и новую сделал попытку:
«Ты не сердись, если снова к тебе обращусь я с вопросом:
Пользу тебе принести я хочу, а вредить не намерен.
Я — королевский охотник, слуга любимый и верный.
Чаще, чем многих других, меня он выслушивать любит.
Если ты край свой покинул родной из-за тяжких усобиц,
Если в здешней земле — что и мне, и тебе не родная —
⁹⁰ Службу ты хочешь найти, одержать над невзгодой победу,
Дам я полезный совет; ты, надеюсь, его не отвергнешь.
Если в охотничьем деле ты опытен, ловок, искусен,
Верь мне — изгнанье твое для тебя обернется удачей!
Любит охоту король и любит ловчих умелых.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тот, кто имеет, дает, — что же может дарить неимущий?
Он же не каждый хоть день, да зато дает постоянно.
Впредь не будет заботы тебе об одежде и пище.
Если ему кто-нибудь подарит коней превосходных,
Нам поручает проверить, насколько они быстроноги,
¹⁰⁰ Легок ли конь на скаку, не упрям ли в беге по кругу.
После дарит их тому, кому конь всех более нужен.
Корм для коня никогда покупать тебе не придется.
Только захочешь — скажи, и тебе насыплют, не меря.
Часто король на пиру покинет гостей своих знатных,
К нашим столам подойдет, беседует с нами и шутит,
Кушанья лучшие нам со стола своего посылает.
Это — не плата для нас, а чтоб нам оказать уваженье.
Если согласен со мною вступить ты в крепкую дружбу,
Верности клятву дадим, по рукам с тобою ударим,
¹¹⁰ Чтоб неразлучны мы были до горького смертного часа.
Где бы нам быть ни пришлось, пусть каждый за дело другого,
Как за свое — если может помочь — душою болеет».
Речи поверив такой, изгнанник ответил не медля:
«Да, ты поистине мне доказал, что добра мне желаешь.
И не могу я презреть твой совет, от сердца мне данный.
Как моя доля сложилась, ты правильно сам догадался.
Так закрепим же с тобою союз и верную дружбу».
Давши друг другу десницу, они договор заключили,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
¹²⁰ Прочную дружбу свою скрепив поцелуем взаимным,
Единодушно служить одним и тем же владыкам.
Ехали долго они, о делах своих рассуждая,
И недалеко уже была королевства столица.
Путник там каждый вступал под власть королевских законов.
В замок войдя, своих слуг и коней отправив на отдых,
Вместе сейчас же они ко двору короля поспешили,
Ловчего видя, король к нему обратился с вопросом:
«Где побывал ты, о чем ты слыхал, поскорей расскажи нам!
Выследил, может быть, ты, бродя по трущобам лесистым,
¹³⁰ Иль кабана, иль медведя? И можно ль затеять охоту?»
Не как владыке ответил охотник, скорее как другу:
«Нет, я зверей не видал: но того, кто их усмиряет,
Выследил я и поймал и к тебе с собою привел я.
Юноша этот достоин тебе послужить, я уверен,
Он искусством охоты давно и умело владеет,
Это я вижу и сам по всему его снаряженью.
Будет коль милость твоя, его ты сам испытаешь.
Вот его скромный подарок; он просит его не отвергнуть.
Просит принять пришлеца под твою высокую руку».
¹⁴⁰ Гончую масти двуцветной держал он левой рукою.
Был к ошейнику пес золоченой привязан цепочкой.