Несколько братьев, услыхав крик в столь необычное время, в недоумении сбежались сюда со свечами и стали спрашивать, что случилось. А Туотилон без устали твердил, что поймал дьявола, и просил посветить ему, чтобы он мог разглядеть, в каком образе он задержал его. И вот он, поворачивая голову сопротивляющегося туда и сюда, чтобы рассмотреть, спросил, будто не зная, не Синдульф ли это? Когда же все вскричали, что это действительно он самый и есть, и стали просить Туотилона отпустить его, он выпустил его и промолвил: «Горе мне, несчастному, что я коснулся епископского наушника и доверенного!» Когда братья сбегались сюда, Ратперт, отойдя в сторону, украдкой скрылся, и потому пострадавший не мог узнать, кем был бит. Все же некоторые спросили, куда вышли господин Ноткер и Ратперт; Туотилон ответил: «Оба они, лишь только заметили дьявола, ушли к службе господней и оставили меня в темноте с тем, кто проходил здесь по делу. Но право же, вы все это должны знать, ангел божий собственной рукой нанес ему удары!» Когда наконец братья стали расходиться, между приверженцами начались, как это случается, всякие разговоры; одни говорили, что это свершился суд божий, чтобы были разоблачены тайные подслушиватели, другие, что подобному человеку не подобал такой образ действий, разве что он ссылался в оправдание на ангела божия. Синдульф же скрылся, потому что был сокрушен болью тела и в равной мере души. Спустя несколько дней епископ наконец спросил, где это так долго пропадает его поставщик слухов — так именно он обыкновенно называл человека, приносившего ему какие-либо тайные новости. Узнав все, как было, он велел позвать его и, так как не хотел столь постыдное дело ставить в вину столь нужному ему человеку, стал утешать его. «Поскольку, — сказал он, — те, которые с детства всегда были моими недоброжелателями, причинили тебе зло, я, если буду жив, обойдусь с тобой лучше». Спустя некоторое время случай представился, и, хотя многие выражали опасение, как бы столь важному делу в монастыре не был причинен ущерб передачей его такому человеку, Синдульф тем не менее был поставлен им, как я уже сказал ранее, старшим над работниками.
[Нападение венгров]
52. Разведчики шли день и ночь по знакомым местам, желая предупредить братьев, не веривших в возможность нападения на Санкт-Галлен варваров, о приближении врага, чтобы они могли бежать в крепость. Даже и сам Энгильберт[165]
, думая как и они, чуть было не опоздал перенести в крепость драгоценности Санкт-Галлена; вот поэтому и остался врагам киборий[166] св. Отмара.Враги наступали не все разом, но, поскольку никто не оказывал им сопротивления, отрядами вторгались в города и села и, разграбив, сжигали их; и так внезапно нападали они, когда хотели, на неподготовленных. Иногда они скрывались в лесах по сто человек, или меньше, и нападали потом оттуда; но дым и красноватое от костров небо выдавали, где находились отдельные отряды. Был тогда среди наших братьев весьма простодушный и чудаковатый брат, по имени Герибальд, чьи слова и поступки часто подвергались осмеянию. И вот когда ему, при первом отходе братьев в крепость, некоторые объятые страхом братья сказали, чтобы он тоже бежал, он ответил: «Право, бежать должен тот, кто хочет, я же никуда не побегу, потому что кастелян[167]
не выдал мне еще на этот год ремней для башмаков». А когда братья в последний момент силой хотели заставить его отправиться с ними, он стал отчаянно сопротивляться и поклялся, что никуда не двинется, пока не дадут ему в руки годовой ремень. И так бесстрашно он ждал нашествия венгров. Наконец, совсем поздно, бежали братья с другими маловерами, потрясенные ужасным известием «враги в угрожающей близости»; он же, оставаясь при своем решении, без страха праздно прохаживался взад и вперед.