Панджшер навсегда

В Баграме, на складе вооружения и боеприпасов, выяснили, что погрузка будет только завтра, в обратный путь, соответственно – послезавтра. Доложив оперативному дежурному дивизии о прибытии, Ремизов поставил машины в парк на стоянку, сдал автоматы и боеприпасы в оружейную комнату комендантской роты и впервые за последний месяц остался совершенно безоружным. Таков местный порядок. Но в этом проявлялось ощущение другой, мирной жизни, и, стоя у модуля гостиницы, выкуривая послеобеденную сигарету, он долго рассматривал оживленный маленький город со множеством незнакомых людей, город, от которого отвык, по которому скучал. Слегка поколебав идиллию, чуть в стороне с ревом прошла на взлет пара штурмовиков, двумя минутами позже – еще одна, вздрогнули лепестками цветы на клумбах у штаба дивизии, пробежала рябь по воде, журчащей в искусственном арыке, лениво приоткрыла глаз собака, спавшая в тени у соседнего модуля. В марте он чувствовал себя наблюдателем, посторонним, вторгшимся в чужие пределы, теперь же, идя по ухоженным гарнизонным дорожкам под хруст мелкого щебня и песка, – только своим.

Послезавтра так послезавтра… Ремизову и его команде по случаю выпали настоящие выходные, почти как в Союзе, когда возвращаешься домой после рабочей недели и беззаботно усаживаешься в кресле, вытянув ноги. Повезло и с гарнизонной баней, она тоже оказалась настоящей: с углями в топке, с камнями и горячим сухим паром – в парилке. И день оказался мужской. Сначала эта фраза вызвала недоумение: что значит – мужской день, потом, когда на глаза попалась вывеска у дверей в баню, сообщавшая, что женщинам для помывки предоставляются два дня в неделю, Ремизова осенило – их здесь должно быть много. Как заурядный аскет и настоящий военный, он давно забыл о женщинах, думать о них не было повода. И вот сейчас, оглянувшись по сторонам, втянув ноздрями дрожащий майский воздух, он впервые за долгое время ощутил запах женщины, предательскими флюидами витавший над всем гарнизоном. Приветливые, симпатичные, одетые в платья и юбки, эти эфирные создания присутствовали практически повсюду – в гостинице, в столовой, в клубе, на складах, в медсанбате, в штабе. Они попадались навстречу на каждом шагу, и все безоговорочно отличались от тех, других, каких он знал и встречал раньше, в Союзе. Они источали тепло и свет… О, боже, кто-то рядом с ними изо дня в день – сладкие улыбочки, знаки внимания, фривольные анекдоты – не служба, а мед. Женщины стоили того, чтобы блистать на глянцевых страницах, но разве можно разобраться в этом палисаднике за один день? Он невольно оглядывался на местных красавиц и испытывал приступ откровенного соблазна. Голова шла кругом. И только додумав мысль до конца, с легким вздохом констатировал: все они давно и хорошо пристроены, поскольку свято место пусто не бывает. На этом и успокоился, еще раз сделав вывод о том, что мир несправедлив.

С такими мыслями Ремизов укладывался на верхнем полке в парилке. Его вторая половина уже оставила затерявшийся в песках Термез и сейчас гуляла по улицам родного города, любуясь ярко-зеленой весенней листвой. Он с грустью вспомнил последние ночи, которые они провели вместе… Да, каждому – свое, у каждого своя единственная линия жизни, наверное, это и есть самая большая в мире правда. Кому благодать русской природы и домашнего очага, кому азиатское чистилище. Он никому не завидовал, и ей не завидовал, и в эти безмятежные минуты пребывал в уюте и тепле, но что-то похожее на ностальгию царапало сердце, щемило. По возвращении в полк надо будет зайти в финчасть, Ирина написала, чтобы он оформил на нее аттестат, и она сможет ежемесячно получать деньги. Там, в Союзе, деньги нужны, там с ними жизнь, куда без них, а здесь жизнь с автоматом. «Да, братишка? – вспомнил он про свой АКС, запертый в пирамиде в чужой оружейной комнате. – С тобой не пропадешь, я знаю».

Как следует прогревшись, получив от этого неизгладимое удовлетворение, Ремизов вышел из парилки в моечный зал. Вся его команда из девяти бойцов банное блаженство понимала по-своему, они устроили великую стирку, поскольку в дело вместе с нижним бельем пошло и обмундирование, благо, сохнет оно здесь быстро. Причем настолько быстро, что, выйдя в мокрой одежде из бани, через два часа будешь совершенно сухим. Это-то бойцы и собирались продемонстрировать.

– Варгалионок, вы что тут устроили? Нас отсюда культурно попросят, и закончится на этом наша баня. Ни помыться, ни попариться. Надо же спрашивать разрешение на разные вольности.

– Товарищ лейтенант, да мы тут с ребятами перетерли. Два банщика, узбеки, земляки Туранова, если что, прикроют. Мы же из Рухи, а у них здесь Панджшер преисподней считается. Нас уважают по высшему разряду.

– Хм, ладно, понял ситуацию. Кто со мной в парилку?

На призыв взводного никто не отозвался.

– С добровольцами туго. Варгалионок, веником парить умеешь?

– Нет, не умею, товарищ лейтенант.

– А что ты вообще умеешь?

– Отделением командовать.

– Ну это мы еще посмотрим. А сейчас банное дело будешь осваивать.