Пани колдунья

Живот у Лизы заметно вырос, так что уже не прятался за свободными платьями. Вместе с Василисой княгиня решила, что рожать ей придется в начале зимы и хорошо бы к этому времени дом успели закончить. Станислав утром сказал жене, что едет поглядеть на строительство.

План дома ещё в июне Лиза обговорила с наемным рабочим из Кракова, который был и каменщиком, и плотником, а когда он осведомился у княгини, какой она хотела бы видеть внутреннюю отделку, она попросила:

- Пожалуйста, побольше дерева!

На этот предмет у них даже вышел спор со Станиславом, который отдавал предпочтение камню во всех видах.

- Не забывай, ты - княгиня, а не бедная шляхтинка.

- Иными словами, ты предлагаешь вместо тепла и уюта удовлетворяться мыслями о своем княжеском величии? Прости, но я хочу иметь именно такой дом, в котором могла бы забыть о том, что я княгиня, - сказала Лиза, чем глубоко уязвила его светлость князя. - Вряд ли мне придется принимать в нем кого-нибудь из аристократического общества!

Вчера ребенок впервые толкнулся у неё в животе, и Лиза целый день ходила, улыбаясь, пока приехавший откуда-то Станислав - он опять не ночевал дома - не поинтересовался причиной её веселости.

- Сегодня сын впервые поздоровался со мной.

- Интересно, как же это произошло? - ревниво поинтересовался он.

- Он - Данилушка - постучался! - разулыбалась Лиза. - Своей крохотной ножкой!

- Данилушка? - потянувшийся было к ней Станислав тут же зло отпрянул. - Я назову его Станислав Сигизмунд!

- Хорошо. Пусть он будет Данила Станислав Сигизмунд, - величаво кивнула Лиза.

Прежде чем Станислав успел возразить, она выплыла из гостиной, где супруги беседовали, в комнату для прислуги, в которой теперь жила приглашенная Василисой белошвейка. Она шила пеленки для будущего малыша.

С некоторых пор Лиза перестала выезжать в свет, но Станислав исправно посещал все званые вечера, на которые приглашали чету Поплавских.

Если у княгини ещё и теплилась надежда, что с приближением родов супруг станет больше бывать дома - как-никак она носила в своем чреве наследника рода! - то с каждым днем она таяла.

К сожалению, Лиза не могла что-либо изменить в своей жизни. Радовало бедную женщину лишь одно: строительство её домика на Змеиной пустоши подходило к концу, и оставалось только надеяться, что Станислав не передумает и не заставит её остаться в замке. Тогда жизнь Лизы и вовсе станет походить на заключение.

Все реже случались дни, когда у князя оказывалось хорошее настроение, но все же в один из таких дней Казик, зная своего господина лучше других, сумел выбрать нужную минуту и испросил у князя разрешение на брак с Марылей. Тем более что её живот - срок её родин определили на два месяца раньше её светлости - уже давно возопил о необходимости прикрыть грех венчанием.

Станислав так расщедрился, что дал за Марылей приданое, после чего растроганный Казимеж поклялся хранить князю верность до гробовой доски. Конечно, он и так не слишком волен был в своих поступках, но Поплавский растрогался.

Лиза более ничему не удивлялась: ни перепадам настроения супруга, ни его вспышкам ревности или нежности. Отчего-то вдруг ей стало неинтересно пытаться пробудить в Станиславе какие-то добрые чувства. Она ждала только одного: возможности скрыться с его глаз. И пусть похоронить себя в глуши, но уже одно грядущее освобождение от злой воли мужа, одно предвкушение этого наполняло Лизу блаженством.

А ещё в глубине души она расстраивалась от того, что в их замке перестал появляться Теодор Янкович. Она часто думала о его семье, добродушной и веселой, о теплых отношениях между его родителями и плакала от обиды: какая злая сила лишила её настоящего и будущего семейного счастья?!

Справиться о Теодоре ей было не у кого. То есть заговорить с мужем о его друге она бы не осмелилась и так бы и жила в неведении, если бы Василиса в одну из своих поездок в Краков не завезла Янковичам очередную цветочную корзину - с охидеями, и привезла в подарок Лизе какой-то необычайный тропический цветок. Папа Ежи, как известно, разводил лишь растения уникальные, до рядовых цветов вроде роз и тюльпанов он не опускался!

Новости, привезенные экономкой, были печальными. Теодор и вправду уехал из дома сразу после своих именин, а куда - никто не знал. Он недаром пытался рассказать об этом Лизе и, наверное, рассказал бы, если бы им не помешал Станислав.

Лиза недоумевала: он так ревностно оберегал её от других мужчин, чтобы тут же оставить ради других женщин. Совсем в духе пьесы Лопе де Вега "Собака на сене".

А Василиса рассказывала о Теодоре следующее:

- Отец с матерью не знают, что и думать, а прислуга шепчется, что арестовали молодого Янковича австрийские власти как члена польского общества "Молодых патриотов имени Тадеуша Костюшко". Члены этого общества пытались поднять в Кракове восстание, требовали вернуть городу статус вольного города...

- Если бы это было правдой, - подумав, заметила Лиза, - власти, наверное, сообщили бы его родным.

- А прислуга считает, что "молодые патриоты" использовали при аресте чужие имена, чтобы их родственники не пострадали.