Паноптикум

Господин Нулла кивнул, поднялся с места, повернулся к ней спиной и вынул из бумажника двадцать пенгё. В руках у него оказалась бумажка в десять пенгё, остальные были по два. Он подошел к стоявшему в углу туалету и стал отсчитывать деньги. Десять, двенадцать, четырнадцать, шестнадцать. Господин Нулла остановился и взглянул на девицу:

— Хватит, — сказал он.

— Еще два.

— Ну ладно! — согласился господин Нулла и аккуратно положил еще два пенгё рядом с остальными.

— Скупердяй ты! — сказала Аннуш и рассмеялась.

Господин Нулла улыбнулся: ему понравился этот доверчивый тон и манера смеяться. Она не мелочная, не настаивает, чтобы получить остальные два пенгё, а просто смеется. Франциска никогда не смеется. С Франциской невозможно торговаться. Если Франциска требует двадцатку, то приходится ей давать двадцатку. О боже, опять ему в голову лезут мысли о жене…

Господин Нулла и белокурая Аннуш все больше сближались, сначала телесно, а потом духовно. Время шло незаметно (а что еще ему оставалось делать?). Господин Нулла велел принести обед на двоих: суп, шницель, соленые огурцы, вино. Позже им опять захотелось перекусить, и господин Нулла велел принести из соседнего трактира холодных закусок, еще вина и сифон содовой воды. Он слегка опьянел, но не больше, чем это допускалось приличием, просто стал очень разговорчивым. Он рассказывал Аннуш длинные истории, никогда с ним не приключавшиеся. Вскоре Аннуш узнала, что у господина Нуллы в добрые старые времена были густые золотистые кудри, что он носил только очень элегантные костюмы (брюки в мелкую клеточку и трость), что за неосторожное слово ему приходилось до трех раз драться на дуэли и что только неукротимая любовь к справедливости была для него выше рыцарства и героизма.

— Еще двадцатку! — сказала белокурая Аннуш около шести часов вечера и прибавила: — Я думаю, ты не будешь возражать.

— Разумеется! — живо ответил господин Нулла и полез в карман.

Приукрашенные неистощимой выдумкой рассказы его становились все вдохновеннее, все ярче. Он как будто знал, что воображение дано человеку, чтобы возместить недостигнутое в жизни: неосуществленные мечты, неиспытанные радости и наслаждения, идеальную красоту. Аннуш, приоткрыв рот, слушала басни господина Нуллы, она перенеслась в царство его фантазии и стала похожей на ребенка.

Уже смеркалось.

— Поужинаем? — спросила девица.

Ужин показался им очень вкусным. Ели они много. Господин Нулла подумал, что по меньшей мере десять лет у него не было такого аппетита. Он съел два больших куска мяса, три огурца, огромное количество жареной, хрустящей картошки, и вдвоем они выпили почти полтора литра вина. Им захотелось спать, но, перед тем как лечь в постель, господин Нулла совершенно добровольно положил на тумбочку у кровати десятку.

— Двадцатку, — поправила девица.

— Прошу покорно, — ответил господин Нулла и протянул Аннуш весь бумажник. В бумажнике было двести шестьдесят пенгё, но девица взяла из них только десятку. Несмотря на винные пары, господин Нулла заметил это и сказал:

— Франциска не поступила бы так. Ей я не рискую отдавать свой бумажник. Ты честная, порядочная девушка… — и он поцеловал белокурую Аннуш в лоб.

Было уже далеко за полночь, когда господин Нулла, сидя на краю дивана, сказал девице, приставившей в виде монокля к глазу обручальное кольцо гостя:

— Какая ты милая, какая прелестная, Аннуш. Как прекрасен канареечно-желтый цвет твоих волос. Как жаль, что за деньги…

— Оставь это, — прервала его девица и тряхнула головой.

Господин Нулла глубоко вздохнул.

— Это ужасно, — опять начал он. — Ты должна изменить образ жизни.

— Не утруждай себя. После полуночи все мужчины хотят меня направить на путь истинный.

— Но я не хочу тебя исправлять, потому что ты и так хорошая. Ты порядочная девушка. Ты ведь могла взять у меня из бумажника еще десятку, но не сделала этого.

— А зачем мне было брать? Ты ведь мне дашь, если я попрошу.

— Дам, — ответил ей господин Нулла. — С удовольствием дам. — Он полез в карман и положил на стол еще два пенгё. — Эти два пенгё ни за что, а просто так. Два пенгё за ничто.

Говоря это, Лайош Нулла улыбнулся, показав свои желтые плоские зубы в слюнявом рту.

Да, господин Нулла улыбался. Винные пары кружили ему голову, ему хотелось думать о многих женщинах, но на ум приходили только две: его жена и эта девушка с канареечными волосами.

Через несколько мгновений Аннуш уже спала здоровым и крепким сном. А господин Нулла думал о прошлом и о будущем, думал о своей семье и о том, что с ним произошло за последние тридцать шесть часов, таких странных, таких насыщенных впечатлениями, но по существу жалких и незначительных.

Потом и он заснул.