Паноптикум

АНГЕЛ (после долгого раздумья спрашивает с подозрительной вежливостью и смущением). Я хочу задать вопрос общего характера… Каково ваше мнение о земной жизни?

Я. Умоляю вас, не надо с самого начала обострять отношения.

АНГЕЛ. Значит, вы отказываетесь отвечать на этот вопрос?

Я. Что? Я отказываюсь? Всю свою жизнь я только и делал, что отвечал на этот вопрос, для этого я написал шестьдесят томов. Но, надо сказать, я никогда не отвечал прямо и никогда не был слишком искренен. Мы живем в таком мире, что, если бы я отвечал откровенно на такие важные вопросы, моя бедная земная оболочка едва ли дожила бы до семидесяти пяти лет.

(Ангел хватается за саблю).

Я. Извините. Я не стану больше откровенничать. Буду говорить, как говорил до сих пор, парафразами, ибо именно такое иносказательное описание и является литературой, которая может существовать в данных земных условиях. Я всегда знал, что, плывя против течения, человек наталкивается на множество препятствий. И все же у меня хватало сил, чтобы тявкать через намордник, раз уж он мне мешал лаять. Но и такое тявканье — очень важное дело! Надо тявкать регулярно, не переставая, и то в шутку, то всерьез скалить зубы. При этом целесообразно подмигивать, язвить, намекать. Необходимо знать тайный эзоповский язык литературы, во всем избегать прямоты и искренности. Я убедился, что прямо и откровенно говорят лишь кухарки и мудрецы. Но люди не верят прямым и откровенным высказываниям кухарок и не понимают мудрецов. А ведь они по существу говорят одно и то же. Вообще люди, живущие в безнравственном капиталистическом обществе, все понимают неправильно. Ведь фантазия есть не только у писателя, но и у читателя, а все понятия так искажены, что каждый их понимает по-своему. Вот потому моим печальным уделом было писать «б», когда хочется сказать «а». Я знаю, что подобное поведение нельзя назвать агрессивным, но человек, имея на то возможность, и не должен вести себя так. Надо находить удовлетворение и в скромной самоотверженности. Поверьте мне, Ёдёнчик, что надо иметь мужество для того, чтобы всю жизнь говорить «б», понимая под ним «а». Самоотверженность нужна и для того, чтобы растворить одну-единственную резкую фразу в шестидесяти томах трудов. Это такой же подвиг, какой совершает человек с нормальным зрением, который всю жизнь косит глазами для достижения какой-либо заветной, благородной цели. А я, Ёдёнчик, и был одним из таких героев! (Военный оркестр на рыночной площади начал играть «Сумерки богов».) Надо быть героем, чтобы скитаться по миру, как изгой, которого еле терпят: если он заговорит, на него бросаются те, против кого направлена его речь, а если молчит, его презирают те, за кого он должен был поднять свой голос. Мое общественное положение из-за писательской профессии было также очень сложным, так как я не был ни барином, ни рабочим, ни крестьянином, не принадлежал ни к богеме, ни к одному из определенных классов общества, хотя по существу не мог не принадлежать к ним. Моя жизнь была полна огорчений. В огромной лавке жизни я вечно бродил, ничего не покупая. Разглядывал все товары, интересовался их качеством, приценивался, но никогда ничего не приобретал, так как единственную вещь, о которой мечтал, купить не решался. Я был всего лишь сторонним наблюдателем, интеллигентным, но робким парнем из тех, кто одинаково плохо чувствует себя и во дворце и в хижине. А такой человек, — несомненно, герой, ибо он всегда занимает чуть-чуть нелегальную позицию по отношению ко всем проявлениям жизни. Такой человек скрывает собственные мысли, стараясь пользоваться чужими, видит в младенце, качающемся в люльке, будущего премьер-министра, стремится осушить потоп промокашкой и даже на похоронах не может простить покойнику, если тот был глуп, но это именно он способен зажигалкой поджечь мир. Что вы скажете на все это, Ёдёнчик?

(Ангел молча сопит носом.)

Я. Что с вами, Ёдёнчик, вы плачете?

АНГЕЛ. Вот именно! Я реву.

Военный оркестр продолжает играть «Сумерки богов». Ангел исчезает со шкафа.

Спор в кафе. Встреча с червяком

Предположим, что все это именно так и было, вслед за чем нетрудно предположить, что после исчезновения ангела моя душа на буфете начала беспокоиться.