Паноптикум

Летом 1890 года, за три года до знаменитого пожара, в Седерфальве проживало около двух тысяч человек и столько же свиней. Из двух тысяч душ восемьсот болели туберкулезом, четыреста — базедовой болезнью, сто тридцать — раком, пятьдесят — желудочными заболеваниями и шестьсот — самыми различными болезнями. Свиньи ничем не болели. Посему в очередном донесении нотариуса вице-губернатору мы читаем такие строки: «Состояние общественных дел удовлетворительное, просим, однако, Ваше превосходительство срочно скрепить милостивою подписью документ о создании нового кладбища, так как строптивые крестьяне противятся тому, чтобы за недостатком места двух мертвецов клали в одну могилу». Вице-губернатор от всего сердца радовался удовлетворительному состоянию общественных дел в Седерфальве и срочно санкционировал создание нового кладбища. Теперь Седерфальва располагала почти всем необходимым для благоустроенного села. Здесь была одна улица, два кладбища, один староста, два нотариуса, одна мясная, одна мелочная лавка, один кабак, один священник, одна церковь, две часовни и три придорожных распятия. Правда, на все три распятия имелась всего лишь одна скамеечка для молитв, так как две другие уже давно были украдены религиозными, но бедными, как церковные мыши, прихожанами. В Седерфальве была даже крошечная школа, которая, однако, благодаря удивительным махинациям муниципальной бухгалтерии еще не имела крыши. Таким образом, в Седерфальве было почти все. Единственное, чего здесь не хватало, это пожарной команды. Видавшие виды пожарные шланги, валявшиеся во дворах, использовались не по назначению: обычно крестьяне избивали ими до полусмерти своих жен (повествуя о примерной семейной жизни жителей Седерфальвы, анналы упоминают о девяти случаях убийств мужьями жен посредством пожарных шлангов). Что касается пожарной хроники, известны два достопримечательных случая. В 1887 году зажиточный крестьянин Винце Тот сделал сельскому нотариусу следующее заявление: «Довожу до сведения господина нотариуса, что мой дом сгорел, вместе с коим мною утрачены одна свинья, шесть кур, четыре петуха, восемь гусей, двое мальчонков и жена». Нотариус при чтении этого документа покачал головой, а вечером, потягивая вино в кабаке, сказал аптекарю: «Если человеку нет удачи, пусть лучше катится в преисподнюю!» Но через два года загорелся дом самого нотариуса, и тогда, опять попивая вино в том же кабаке, он сказал уже совсем другое: «Давно пора организовать местную пожарную команду».

Такое заявление господина нотариуса было почти равносильно революции в общественной жизни Седерфальвы. Крестьяне за неимением других, более спешных дел начали дискуссию и разделились на два лагеря. Одни придерживались того мнения, что создание пожарной команды повлечет за собой только лишние налоги, а это совершенно ни к чему — ведь страховые общества и так покрывают убытки, нанесенные пожаром. Другие же были ярыми приверженцами пожарной команды, выставляя главным аргументом, что она подымет пошатнувшийся авторитет их села.

После долгих прений, разгоревшихся в кабаке, победило последнее мнение; тогда начались споры о том, кого назначить на должность брандмайора. Сельский староста сразу выставил кандидатуру Гедеона Лаубала, своего племянника.

— Он очень храбрый человек, — говорил староста, — он самим господом богом создан для того, чтобы быть брандмайором!

Но в селе оказалось слишком много племянников, зятьев, шуринов и других родичей — все они были чрезвычайно храбры и самим господом богом созданы для того, чтобы стать брандмайорами. Нашлись, конечно, и такие умники, которые выдвинули каких-то профессоров по пожарной части, но староста тут же поставил их на место:

— Для такой должности нужен не очкастый ученый, а добрый молодец!

Такое заявление старосты оказалось очень своевременным и заткнуло рты выскочкам. Но, несмотря на это, договориться насчет кандидатуры брандмайора оказалось вовсе нелегко. Крестьянам уже надоели эти бесконечные споры, некоторые даже по вечерам в кабаке стали покрикивать:

— Не пожарная команда нам нужна, а крыша для школы!

При этом нотариус вынул автоматический карандаш, привезенный им из столицы, и что-то записал в блокнот. Нотариус был очень проницательный человек и знал, что если кто-нибудь требует крышу для школы, то это обязательно подрывной элемент, отдающий на выборах свой голос оппозиции.

— С таких типов глаз спускать нельзя, — высокомерно добавил он, засовывая блокнот в кармашек жилета.