Паноптикум

Вопрос о создании пожарной команды, может быть, так и сошел бы сам по себе с повестки дня, если бы соседняя деревня Алшогёрень не сгорела дотла. Алшогёрень превратилась в пепел, несмотря на то, что там имелась пожарная команда с двумя шлангами и четырьмя лестницами. Пожар вспыхнул в мелочной лавке, перебросился оттуда на аптеку, с аптеки на мельницу, а хозяин мельницы не дал ее тушить, так как незадолго до этого подписал договор со страховым обществом на очень выгодных для себя условиях. Брандмайор Петер Гузмичка из Гузмичей как раз в это время пребывал в кабаке в слегка нетрезвом состоянии. Не мог же он знать, что пожар начнется именно тогда, когда он приносит дань Бахусу, а после того как брандмайор пришел в себя, от Алшогёрени остался один лишь графский замок, построенный на благоразумном расстоянии от крестьянских домов: господин граф предвидел, что грозит тому, кто слишком тесно соприкасается с народом.

Из тех же анналов мне удалось почерпнуть, что этот самый Гузмичка был племянником жены кантора из Седерфальвы, а значит, имел полное право претендовать на пост брандмайора создаваемой там пожарной команды, тем более что он не смог применить свои великолепные познания в области пиротехники на своем предыдущем служебном посту по той простой причине, что деревня, порученная его заботам, неожиданно сгорела. Благодаря таким обстоятельствам, Петер Гузмичка весной 1890 года был назначен брандмайором, а за выдающиеся заслуги получил дом и три хольда земли.

Вступление в должность и организационный период

Итак, однажды весенним воскресным утром Петер Гузмичка первый раз появился в церкви. Его бычья фигура и наряд, похожий на оперенье какаду, внушали почтение и страх. Крестьяне пропустили его в первый ряд; женщины, глядя на него, глубоко и взволнованно вздыхали; девицы с восторгом уставились на его нафабренные иссиня-черные усы, лихо закрученные вверх. Брандмайор был таким пошлым и отвратительным, как мировоззрение, глашатаем которого он являлся. Остряк сравнил бы, пожалуй, Гузмичку с деревенским донжуаном, воплощающим в себе черты ловеласа, парикмахера, петуха и бугая. Простак принял бы его за императора или клоуна: множество золоченых пуговиц и шнуров, украшающих голубой китель брандмайора, придавали его внешности какой-то особый блеск. На правом боку у него болтался маленький топорик, на голове был надет медный шлем, а кроваво-красные бархатные штаны элегантно спускались на туго натянутые голенища сапог. Он браво стоял перед алтарем и время от времени подмигивал жене аптекаря, отвечавшей ему тем же. У прихожан не было никакого сомнения, что Гузмичка человек пылкий.

В это утро священник посвятил проповедь ему одному. Он поведал о разнузданности природных сил, которые по своему бесовскому происхождению будоражат мирный и счастливый народ. Потом он говорил о пожарных, высоким призванием которых является укрощение строптивого огня.

— Каждый по-своему должен быть пожарным, — вещал он с пафосом, — так как в наши дни все чаще вспыхивают искры и разгорается пламя, пронзающее своим гибельным светом тьму ночи. Настоящий мужчина — тот, кто борется с этим дьявольским огнем.

При этих словах священника Гузмичка перестал подмигивать жене аптекаря и величественно застыл, как плохой памятник.

На другой день Гузмичка приступил к работе. С первыми лучами солнца он уже был на ногах и отдавал распоряжения. Он заказал мундиры, выписал шланги, достал краны и даже основал школу пожарных, в которой распределял обязанности, назначал начальников, учил отдавать честь, наказывал, прощал и с раннего утра до позднего вечера производил маневры, по нескольку раз в день давая сигнал «пожар!». Работа кипела во дворе школы, так и не обретшей крыши. Надо было становиться в строй и рассыпаться по одному, шагать направо, налево, кругом, приседать, становиться на колено, ложиться плашмя, прыгать. Гузмичка организовал духовой оркестр, выписал специальные значки. Словом, основывал, творил и осуществлял.

Бывало и так, что он трубил пожарный сбор ночью, особенно когда выпивал лишнее в кабаке, который посещал каждый вечер. А однажды под предлогом тревоги он поднял с постели звонаря и, отправив того на колокольню, сам уделил особое внимание его жене, которую, впрочем, не забывал и после. Это повлекло за собой скандал, кончившийся тем, что звонаря прогнали с работы.

После этого случая авторитет Гузмички поднялся еще выше. Его благосклонное внимание распространилось теперь уже и на детей. Все дети от четырех до десяти лет должны были проходить «обучение». Они получили флажки и шлемы, брандмайор хотел дать им даже оружие, но вице-губернатор, известный своими либеральными взглядами, учитывая бюджет комитета, провалил это достойное начинание.