Паноптикум

— Продолжай, пожалуйста, продолжай! — попросил он своего друга и закурил сигарету.

— Продолжаю. Конечно, продолжаю, — очень серьезно ответил Земанек. — Перехожу теперь к толкованию последней строфы стихотворения. Итак, мои дорогие друзья, можно ли удивляться, что после столь чудесного изображения жизненных недостатков и фантастической нищеты в последней строфе мы встречаемся с рыдающими в лютом страхе фламинго и монахами? Как же им не плакать, если они стоят на вершине горы, взобраться на которую стоило им такого большого труда? Как же не рыдать им над символической трагедией желтого ворона и ужасной судьбой кота в сандалете, сидящего на туче? Как же им не рыдать? И вопреки всему, что еще остается делать фламинго, как не взяться за лопаты и не приступить снова к работе, повторяя друг другу: «Как бы не так, как бы не так!»

Я вижу на ваших лицах верные признаки непонимания и удивления. Вы, конечно, спрашиваете себя, что хочет сказать поэт этим своим вечным рефреном: «Как бы не так, как бы не так»? Наш поэт, именно потому, что он поэт, ничего не принимает на веру, значит и самого себя: искусство и смысл этого искусства бесконечно преследуют его. Иначе говоря, поэт верит в справедливость, но знает, что у всякой правды есть два конца, он знает, что, только обозревая мир с обоих полюсов, можно приблизиться к видению того мира, о существовании которого и должен подать весть поэт. Или, другими словами, мир плох и несовершенен, как мы это видим из символического образа желтого ворона, но поэт чувствует, что такой вывод сделан при обозрении мира с одного лишь полюса. Поэтому он тут же ставит эту истину под сомнение и говорит: «Как бы не так, как бы не так!» Теперь вы поняли? Как бы не так! Жизнь хороша? Как бы не так! Жизнь плоха? Как бы не так! Это грамматически неправильное выражение в поэтическом тигле становится чудесным сплавом. Как его надо понимать? Выражение состоит из четырех слов, являющихся четырьмя основными столпами жизни: как, бы, не, так. Первое слово «как» заключает в себе вопрос, за которым должно следовать продолжение, объяснение; «бы» выражает сомнение и в то же время показывает связь, можно даже сказать — коллективность; и тут же следует отрицание «не» — возражение, символизирующее собой развитие и прогресс; и, наконец, гордое и утверждающее «так»! Как бы не так! Какие глубины таятся в этом выражении! Какие глубины содержит в себе стихотворение в целом! Как велика поэзия! Из-за голубого тумана слов проглядывает сияющий смысл…

— Чудесно! Грандиозно! — рыдающим голосом завопила декламаторша.

Но Земанек еще не кончил.

— В поэзии все должно быть неясно, все непонятно! В понятном для всех нет тайны, а поэзия без тайны не влечет, не может привлекать… Только туман, ту-ман, о вы, поглотители тумана!..

— Он лазит по поэзии, как червяк, буравящий сыр, — заметил Марци, но его тут же освистали, так как подобное сравнение было слишком понятным, а потому безвкусным.

Голос Земанека одержал верх, воспарив над всеми замечаниями, как орел парит над воробьями.

— Лишь немногие понимают такие стихи? Ну и что же! Да если найдется всего сто понимающих… пятьдесят, двадцать… всего два или один лишь я, — все равно, и тогда я буду уверен, что это настоящее искусство. Вся страна, весь мир пишет стихи, но лишь я один умею ценить их! А остальные бродят по полям поэзии, ощупью, словно слепые, подбирают рифмы и стыдятся, бесконечно стыдятся стихов, потому что, подобно глухим, не понимают ни слова…

— Ни слова… — повторил Милчек и усмехнулся. — Ни одного слова… Эх ты, желтый ворон…

— Ни слова никто, только я, я, я…

Земанек вдруг замолчал, устало откинулся на спинку дивана, но момент слабости скоро прошел, и он повернулся к Петеру:

— А ты-то хоть понял, что ты написал? — спросил он.

Петер смущенно смотрел на великого ценителя поэзии.

1937

ГРАБИТЕЛЬ

Около трех часов ночи лифт с легким толчком остановился на третьем этаже, дверца открылась, и из лифта вышел писатель Добак. Он воздал в душе кому следует благодарность за то, что подъем окончился благополучно и ему и на этот раз удалось избежать опасности. Он считал, что вся жизнь состоит из таких вот маленьких опасностей и из их преодоления. Каждый миг человек избегает то несчастного случая, то коварства бактерий, то войны. Сколько же времени можно вот так всего избегать? Самое большее до восьмидесяти лет.

Но как только Добак захлопнул за собой дверцу лифта и направился по внутреннему балкону к своей квартире, освещенной холодным лунным светом, он сразу заметил, что у его двери орудует какой-то парень, пытаясь открыть замок, очевидно ища выход из тупика, куда завело его неустройство личных дел. С таким же успехом он мог бы трудиться и у соседней двери, но он старался открыть именно эту, вероятно потому, что, залитая лунным светом, она была освещена лучше, чем все другие двери, выходящие на балкон.