Паноптикум

Они пожали друг другу руки, раскланялись, и Добак проводил ночного посетителя до порога.

1938

БУФЕТ

Одеваться господину Иожефу Даскалу помогала жена. Делала она это лишь в исключительных случаях. Из шкафа был извлечен самый лучший, «выходной» костюм (у господина Даскала их было всего два), и жена взялась удалять с помощью бензина несколько упрямых пятен на брюках.

Глухая бабушка, сидевшая в невероятно скрипучем кресле, спросила:

— Куда идет Иожи?

— По де-е-ла-ам! — заорал ей прямо в ухо Шандорка, сын Даскала.

— Это очень хорошо, когда у кого-нибудь есть дела, — сказала бабушка и понимающе затрясла головой.

Ева, старшая сестра Шандорки, бросила отцу скучающим голосом:

— Адье, папхен, тащи домой монету! — и танцующим шагом вышла из спальни, где господин Даскал сидел в одних подштанниках на хромоногом стуле, ожидая, пока жена сведет пятна с его выходных брюк, и выслушивал ее наставления.

— Не давай над собой издеваться ни Феликсу, ни Алайошу, ни Гуго. Надень другой галстук, а то они скажут, что у тебя даже приличного галстука нет! Если Феликс захочет от тебя избавиться, будь настойчив: ты умеешь настоять на своем, когда захочешь. Не молчи, как чурбан — у тебя есть такая привычка, — а дай ему отповедь. Вот штаны, да не мни их, это тебе не тряпка! Постоянно приходится твердить одно и то же. Что касается Гуго, то с ним ты можешь говорить вполне откровенно: «Послушай, Гуго, мир теперь совсем не тот, что прежде. Сегодня я вынужден обратиться к тебе за помощью, а завтра с тобой может случиться то же самое». Тут ты напомни, как покойный отец подписал ему однажды вексель, по которому в конечном счете пришлось платить нам. Вот всегда ты так делаешь: сначала надеваешь галстук, а потом чистишь зубы, и никак я тебя не научу делать все по порядку. А если увидишь, что жена Алайоша влезает в ваши разговоры, то дай ей понять (но не грубо!), что женщины в такие дела вмешиваться не должны… Покойный папочка терпеть не мог Женике, а ведь она не такая уж плохая — только глупая, как гусыня. Ну, а теперь посмотри, что ты надел на ноги! Поглядите-ка на него! Ты действительно ничего не замечаешь вокруг, совсем дурачком стал, честное слово! Два разных носка натянул. А теперь ты еще и опоздаешь! Пора бы тебе знать этого сноба Феликса… Если он опять начнет свое — мол, у меня дочь больна, да какие на нее расходы, — ты прямо ему скажи, что нам нужно триста пенгё, ни больше, ни меньше, что на двадцать седьмое назначен аукцион и у нас заберут обеденный стол, стулья с зеленой обивкой, комод и буфет… да, и буфет… Я не знаю, зачем понадобился государству мой буфет, когда у него имеется по крайней мере три миллиона буфетов? Возьми носовой платок с цветной каемкой — обо всем тебе напомнить надо. Вот сюда положи, в верхний кармашек, да не комкай его, как грязный носок, и не горбись, подтянись хоть немного. Если ты в таком виде предстанешь перед Феликсом, он сунет тебе пять пенгё и все тут. Знаю я его, уж можешь мне поверить. Ну, а теперь иди! Сначала к Алайошу, оттуда к Феликсу, а от Феликса к Гуго, но можешь сначала пойти к Гуго, а потом к Феликсу, это уж как захочешь, хоть я и не люблю, когда ты самовольничаешь. Дай сюда шляпу…

Жена провела щеткой по шляпе и сама надела ее мужу на голову. Тот уже нетерпеливо топтался в передней и втайне мечтал о том, что не застанет дома ни Феликса, ни Гуго, ни Алайоша.

Господин Даскал ненавидел своих родственников, но к этой ненависти примешивался еще и страх. Ему уже чудилось, что он сидит перед ними в большом кресле — с таким чувством, словно это не кресло, а скамья подсудимых, — и они демонстративно, как бы подчеркивая свое превосходство, сначала угощают его сигаретой, а потом равнодушно, будто глухонемые, выслушивают его жалобы. А он все говорит, говорит… От смущения в голове у него полный сумбур, фразы, приготовленные для Феликса, он говорит Гуго, ощущая при этом, как на лбу у него выступает холодный пот. И наконец понимает, что окончательно запутался в своих жалобах, мольбах и просьбах. А те все так же безучастно слушают его, не проронив ни единого слова, не сказав даже «гм» или «понимаю»: сидят, как судьи, которым осточертели все эти истории.

— От Гуго до Феликса тебе не нужен трамвай, можешь и пешком пройтись, — бросает ему вслед жена.

Господин Даскал выходит из дому, как на битву, которую ему уже не первый раз приходится вести за главный алтарь своей семейной жизни, за этот нелепый буфет.

Ровно в половине второго господин Даскал возвратился домой. По лбу у него струился пот, на лице видны были следы ужасных потрясений. Он тяжело дышал, словно для того, чтобы домашние еще больше оценили его самоотверженность, а может быть, он слишком быстро взбежал на четвертый этаж или же сказывались последствия визита к родственникам. Заслышав его нетерпеливый звонок, вся семья устремилась в переднюю, чтобы как можно скорее узнать о «результатах». Но господин Даскал никого не удостоил ответом и, преисполненный чувства собственного достоинства, принялся маленькими шажками ходить взад и вперед по комнате.