Но никто из них не видел разницы. Даже Игорь постепенно перестал ее замечать: вещи, резко выпадающие по стилистике из обыденной реальности, очень быстро блокируются памятью. Сдачу модулей отмечали всегда, студенческая жизнь и состоит в основном из отмечаний неизвестно чего и подгребания под себя роскошной халявы. Лучшие годы. Самодостаточно лучшие, без каких-либо дополнительных мотивов, целей и доказательств.
Притащили пиво, и хризантема из одновременно протянутых растопыренных рук мгновенно расхватала все, кроме единственной банки. Где-то Стас слышал, будто последнюю банку-конфету-бутерброд всегда берет со стола неформальный лидер компании. Фигня. Протянул руку, но банка уже исчезла. С противоположного торца двух сдвинутых столиков ухмыльнулся, пожимая плечами, ушастый Андрей.
Вот тут и объявили регистрацию на их рейс.
— Вот блин, — сказал Андрей. Из его откупоренной банки показалась желтоватая пена.
— Да успеем, — пофигистски махнул рукой Игорь. — Ну, за взлет и посадку!
И все жадно, будто соревнуясь на скорость, присосались к пиву.
Паспортный контроль прошли без проблем, упившуюся девчонку двое ребят рыцарски поддержали под бока, и у регистратора не возникло лишних вопросов — студенты, что с них взять. Но перед таможней в воздухе заклубилось нечто авантюрно-тревожное, Стас всегда безошибочно улавливал такие вещи, хоть и не мог сказать точно, по каким признакам — неправильные взгляды, странноватые короткие реплики, порывистая скованность в движениях, а может, и ничего подобного, но… Он и сам вдруг почувствовал себя так, будто собирался провезти через границу с полкило героина. Встретился взглядом с Андреем и по выражению наглой морды лица заподозрил, что примерно так оно и обстоит на самом деле. Вот черт. С них же и вправду станется — просто так, по-приколу.
Таможенники, естественно, тоже что-то такое засекли. Вопреки обычной студенческой упрощенной процедуре, шмонать компанию начали по-взрослому. Из рюкзачка пьяной девчонки, которую на всякий случай пустили первой, пока она более-менее держалась на ногах, по очереди отправились в корзину маникюрные ножницы, набор шпилек, сувенирный штопор, баллончик лака для волос и голова птицы на цепочке величиной с орех с длинным клювом. Из-за этой птицы девчонка и устроила.
Невнятно артикулируя, но очень недвусмысленно выражаясь, она орала про древнюю мезоамериканскую магию, неуважению к ней и разнообразные кары, каковые в скором времени обрушатся на козлов-таможенников, их ближайших и дальних родственников, а также на весь обитаемый мир. Прорываясь к корзине, она походя съездила по морде студента с параллельного потока, вырвала клок волос у ближайшего таможенника, сорвала с другого форменную повязку, двинула ногой по рамке, отчего та надолго зашлась в запредельной сигнализации, а корзину все-таки ухитрилась лягнуть, усеяв пол тонким слоем запрещенных предметов. Для усмирения девчонки двух таможенников явно не хватало, и компания дружно устремилась внутрь, игнорируя рамку и рентген. Птица подкатилась под ноги Игорю, он поднял ее и законопослушно отдал пострадавшему дядьке с торчащей во все стороны шевелюрой. Девчонка тем временем выдохлась и окончательно обвисла на руках однокашников. Надо меньше пить, подумал Стас. А с птичкой они зря, птичку жаль.
В целом, обошлось. А может, и нечему особенно было обходиться.
…— Молодец, — сказал ему Андрей уже в самолете, неторопливо разгонявшемуся по длинной и запутанной, как лабиринт, взлетной полосе.
Стас вопросительно обернулся от иллюминатора.
— Тебе выносится благодарность от имени коллектива, — Андрей заговорщически подмигнул. — Который обязуется, согласно договору, до конца тура ставить нам с тобой текилу. Ты текилу как, уважаешь?
— Чего?
— Рюкзак открывай.
Идиоты, думал Стас, шаря на ощупь в туго набитом, слишком тяжелом и каком-то незнакомо беспорядочном рюкзаке, уже примерно представляя себе, в чем прикол. Вернее, запредельный кретинизм, вызванный пустопорожней бесцельностью всей их жизни: такова человеческая природа, не согласная терпеть звонкую пустоту «лучших лет» и не готовая заполнить ее чем-то минимально вменяемым. Нет, ну какого черта? И почему именно я?
Пальцы обнаружили чужое, холодное и гладкое. Отследив то ли выражение лица Стаса, то ли внезапно замершее движение его руки, Андрей возбужденно захихикал:
— Ну?! Покажи!
Стас пожал плечами — и вытащил.
— Ни хрена себе! — восхитился Игорь.
И вся их веселая и беззаботная компания, оккупировавшая добрых пять-шесть рядов в хвостовой части салона, взорвалась радостными воплями, аплодисментами и свистом, глядя на большой, длинноствольный, тускло поблескивающий серебристый пистолет.
Под их оглушительные овации самолет оторвался от полосы.
— Где ты лазил? — спрашивает Андрей.
А Стас был уверен, что они оба давно уже спят.
— Провожал Анну Георгиевну, — нейтрально отвечает он. — Она заблудилась в парке.
— Кого?
— Старушку из тридцать первого.