Пантанал и дети Ла-Манша

Глаза у него были нехорошие. Пацану было от силы 12, а глаза на червонец старше. С такими некоторые приходили из Русского легиона после особо жарких командировок в Африку.

Могут и шлепнуть, прикинул Бекк.

— Посмотрите в рюкзаке! Там свежая карта Лондона, отпечатана в типографии министерства обороны в этом году! — сообщил он.

— Какого Лондона? — не понял Ким. — О чем он, Демьян?

— Точняк на Геркулеса шпионит!

Но Бекк настоял.

Пока пацаны потрошили рюкзак, Герка бдительно держал его на мушке. Продукты вызвали восторг.

— Конфеты, Герман! Для твоей сестренки, а то она болеет, ничего не ест!

— У нас на крейсере есть хорошие врачи! — пообещал Бекк. — Они могут вылечить ваших больных!

— Светка не больная! — крикнул Герка со слезами на глазах.

Бекк с готовностью с ним согласился. С теми, кто держит вас на мушке, желательно со всем соглашаться.

— Все говорят, что у Геркулеса в банде мало умирают, потому что у них доктор хороший! — поддержал Ким. — Возьмем старого с собой. Авось на что сгодится. Шлепнуть мы его завсегда успеем.

— Премного благодарен! — пробормотал Бекк.

— Ты особо не радуйся! — пригрозил Демьян. — Шаг влево, шаг вправо побег. Прыжок на месте провокация! Идёшь и слушаешь команды!

— Можно только спросить? Вы в городе, наверное, Альку ищете? Алька тоже из банды Шамана. Мы его в здании Ллойда встретили. Он признался, что часто от Шамана удирает и один в городе бродит. Фермеры его поймали, но нашим наверняка удалось его отбить.

Чем дольше он говорил, тем больше ему не нравилось выражение их лиц.

— Гуляет? Один в Мертвограде? — с сомнением переспросил Герка.

И тогда Демьян сказал, как вынес приговор:

— Должен тебя разочаровать, старый. Никакого Альки в банде Шамана нет и никогда не было!

24. Алька

Элстри. Население 5 110 человек. (Было). 4 августа. Вечер.

К тому времени, когда мы с Алькой вышли на окраину Лондона, силы окончательно покинули меня. Я никогда столько не ходил пешком даже в молодости.

— Неужели у вас машин нет? — взмолился я.

— Машины есть, механиков нет, — пожала она плечами. — Не успевают пацаны взрослеть.

В своей маечке с автоматом на тонком детском плече она вышагивала без тени усталости. Но когда обернулась, на бледном лице застыли крохотные капельки пота.

— Мне надо отдохнуть! — решительно заявил я и уселся на дорогу без разрешения. — У меня гвоздь в ботинке!

— Палыч, а у тебя есть дети? — неожиданно спросила Алька.

Занятый выколачиванием несуществующего гвоздя, я замер.

— У меня был сын, Сашка, но его убили!

— Ты за него отомстил?

Я остервенело стукнул окаменевший ботинок найденной каменюкой.

— Торчит, зараза!

Алька присела рядом и сказала утверждающе.

— Значит, не отомстил. Странный у вас мир. Ты у себя своих дел не закончил, а приехал сюда нам помогать.

— Мои дела, Алька, раскиданы по всему миру. Большой разброс.

Следующий вопрос прозвучал неправдоподобно нерешительно.

— А правда, что у вас старшаков не забирают, и дети живут вместе с родителями?

— Правда! — признался я.

— А война у вас есть?

— Бывает. Иногда, — уклончиво ответил я.

— Деток с родителями никто не разлучает. Зачем же вы тогда воюете? — не поняла она.

— Вот Россия наведет порядок в мире, тогда нигде войны не будет! — пообещал я. — Россия — это образ жизни. Уже весь мир говорит по — русски, вот когда и жить начнет по нашим законам, тогда на всей земле наступит рай.

— Россия это вроде наших фермеров? — спросила Алька, и я поперхнулся на полуслове.

— Ни фига подобного! Фермеры у нас занимаются своим делом — выращивают хлеб и скот. И ферм у нас целая туча. Вот у вас ферма одна?

— Конечно, одна! Там, на юге! — Алька махнула рукой. — Главный фермер там живет.

— Кто это? — заинтересовался я.

— Про него известно только прозвище — Базука. Он с фермы ни ногой, но все про всех знает. Слухи ходят, что он людоед. Его фермеры как огня боятся.

Я посмотрел на Альку и попросил:

— Я не фермер, чтобы не жрать и не пить!

— Потерпи, Палыч! Сейчас придем в одну деревеньку, там рядом с бывшей киностудией у меня схрон устроен. Там и еда, и питье. И есть где переночевать. Только пожалуйста, перестань ковырять свой ботинок, там и гвоздя никакого нет!

Элстри. Киностудия, год создания 1927.

Двор был уютный. Когда — то давно.

Теперь джунгли росли не только сквозь асфальт, но и через припаркованные машины. Центральной экспозицией являлся распятый на платане «Майбах».

Мы с Алькой из укрытия наблюдали за двориком, образованным двухэтажными домиками.

— Абстракционист бы от зависти помер, Узрев сей забвения номер! — продекламировал я.

— Палыч, заткнись, а! — попросила Алька.

Быстрой перебежкой двинулись к крайнему дому, где я очень удачно навернулся, не заметив среди густой травы невысокий земляной вал. При ударе от него отвалился кусок грунта, обнажив остатки рыжей кирпичной кладки.

— Здесь был забор, Пока не прошел мор! — зло выпалил я, потирая ушибленную ногу.

— Поэт хренов! — ругнулась Алька. — Вставай уже, Евтушенко! Добро пожаловать в террас — хаус!

Внутри дома небольшой коридор вел в 2 комнаты на первом этаже. Имелось 2 лестницы — на второй этаж и в подвал.