Пантанал и дети Ла-Манша

— Сравнил, Джози! — лицо Кулебакина точно помолодело. — Это было даже больше любви. Мы так срослись, она словно стала частью тела — рукой или ногой. Вот ты же не можешь сказать — я не люблю свою ногу!

— Я не люблю свою жопу! — мрачно изрек Оскар.

— Задрал ты со своей жопой! Ты определенно не романтик!

Услышав подозрительный шорох, оба взяли оружие на изготовку, но это вернулся с разведки Самсон. Самсону 14, и он входит в группу риска. Несколько раз его чуть не сцапали фермеры, и сейчас Оскар уговаривал Эдвина не брать пацана, но тому было просто некого больше. Да и привязался он к маленькому Захарке, шустрый мальчонка. Обидно будет, если сам в руки фермеров угодит. Мог бы жить и жить.

— На выезде никого! — доложил Самсон. — Тут он где — то ховается!

Местность была полна подземных коммуникаций — подвалов, канализации, кабельных каналов. Найти здесь кого — либо было нереально. Если бы Кулебакин сам хотел убежать, то сделал бы это именно здесь.

Эдвина мучило, подозрение — а не тактический ли это замысел Захарки на самом деле. Ну и что, что пацаненку 8. Шустрый малый, это заметил не только Эдвин. Большой толк вышел бы из него через пару — тройку лет.

А что если на самом деле спецназ? Подумал он с суеверным страхом. Захарка знает все наши секреты — заначки, скрытые базы, тайные засеянные поля.

— Захарка! — Самсон метнулся в окно.

— Стой! — запоздало крикнул Эдвин, а Оскар не успел помешать, хотя сидел почти у окна, старый стал, Эдвин боялся, помрёт во сне, и останется он один с пацанами.

Старики толкаясь вывалились в окно и увидели жуткую картину. Захарка пеньком застыл в метрах двухстах, Самсон, позабыв об осторожности несся к нему, а чуть далее, из — за полуразрушенного дома, хищно выруливала черная машина фермеров.

— Назад! — кричал Кулебакин сам не зная кому конкретно, срывая с плеча автомат.

На всю жизнь отпечаталось словно негатив лицо обернувшегося Самсона. Много лет Эдвин корил себя вопросом. Почему Самсон обернулся? Услышал громкий окрик и сработал рефлекс? Или ждал от него спасительного для всех решения? Верил ему до конца, как может верить ребенок взрослому. Ребенок, которого ни разу в жизни не обламывали по — взрослому.

И Самсон не увидел, как Захар поднял руку и наставил на него пистолет. Один за другим ударили выстрелы, и каждый раз Эдвин содрогался сам, словно пули попадали в него.

На лице Самсона застыла растерянная улыбка, ноги подогнулись, падая, он распахнул руки, точно готовясь обнять весь этот чертов мир, который оказался так несправедлив к нему, и в таком незащищенном положении принял последние пули.

Выпустив боезапас, Захарка не отвернулся, а пристально смотрел на Кулебакина. Эдвин поднял автомат, дистанция была убойная, прицел оптический, ловя в перекрестие прицела вихрастую макушку, которую он так любил гладить.

— Я сам! — шептал он.

Спустя 27 лет.

— Ну что, Захар, принесли тебе счастье твои фермеры? — спросил Кулебакин.

Ответить тот не мог по причине общей замотанности организма. Молодняк так привязал фермера, что тот мог шевелить разве что бровями.

— Много ты бед нам принес, — продолжал Кулебакин. — Скольких замечательных пацанов и девчат мы из — за тебя потеряли. Надо признать, нюх у тебя был потрясающий. Я давно за тобой охочусь. Жаль Оскар не дожил, тоже плюнул бы тебе в глаза. Что там мычишь? Хочешь что — то сказать напоследок? А нет у тебя такого права и не будет тебе последнего слова!

— Прошу пардону, но что вы собираетесь с ним делать? — встрял Межеедов.

— Предоставим няню лет 17 — ти и мягкую перину! Расстреляем конечно! — как о само собой разумеющемся заявил Кулебакин.

Алька с визгом повисла у него на руке, и пока ее оторвали, успела укусить. Демьян приставил пистолет к голове ребенка.

— Отставить! — прикрикнул Кулебакин.

Захар опрокинулся вместе с табуретом, к которому был прикручен, и одарил Кулебакина зверским взглядом. Таким же взглядом одарила и Алька. Стало видно, что это на самом деле отец и дочь.

— Ну и что прикажете с вами делать? — сокрушенно вздохнул Кулебакин.

— Надо лысого втихаря в расход пустить, чтоб малявка не видела! — высказал идею Герка, за что и поплатился, Алька извернулась и пнула его по яйкам.

— Мля! — Герка повалился как срубленный слон. — Малявку тоже надо расстрелять!

Молодняк зашумел.

— Это называется апория! — решил Кулебакин. — Как ни крути, безвыходное положение. И этого умного слова произошло неприятное слово «запор». Расстреляем одного из них, второй станет врагом навсегда. Кончать обоих? Отпустить? Они ферму приведут.

— Может их утопить? — спросил Герка и на всякий случай отодвинулся.

— Пускай сам Захар решает! — раздался голос.

Кулебакин аж вскинулся:

— Ну и какой мудак это предложил?

— Я! — признался Вершинин.

Кулебакин внимательно изучал его лицо.

— Меня интересует ход твоих мыслей, Палыч! — признался он. — И знаешь почему? Еще немного и я пойму, что за фуйню вы у себя там за Ла — Маншем сотворили. Как вас угораздило такого наворотить, что почти 100 лет разгребсти сами не можете.