Пантанал и дети Ла-Манша

Впервые я понял, что жизнь бессмыслена, когда мне исполнилось 8 лет. С тех пор мало что изменилось.

Бар «Каролеофан» привлек нас слоганом по — русски «Пьянствуй крюшон!». Я не подозревал, что это провокация.

Мы зашли. Уютный зал оказался наполовину заполнен. Я бегло огляделся в поисках соплеменников — красномордых пьяных морпехов, либо хитрожопых лисов из всевозможных «ящиков»[15].

Мы заказали крюшон в классическом исполнении, и нам принесли блюдо, от которого можно было сойти с ума. Глубокая хрустальная супница полнилась янтарной жидкостью, на поверхности которой плавали дольки мандарина, кусочки персика, вишни, клубника.

Я всегда подозревал, что напиваться можно, не морщась от отвращения.

Мы танцевали. Один медленный танец переходил в следующий, ещё более медленный. Возможно, там встречались и быстрые, но для нас все танцы были медленные.

Женщины имеют специфические пропорции. Пока вы с ней не станцуете нельзя утверждать наверняка, выше она вас ростом или ниже. Эва оказалась ниже на полголовы. Ее груди касались меня. Свежее дыхание с запахом фиалок подстёгивало воображение.

В танце Эва слегка поднимала ножку в колене, но этого оказалось достаточно для легчайшего касания меня между ног. Мне хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

А потом случилась катастрофа.

Нет, драка началась не сразу. Все — таки, Франция, центр просвещенной Европы, здесь не принято бить морды просто так.

В баре среди прочих присутствовало двое хлыщей в кожаных куртках, стриженных под машинку. Одному под сорок, другой молодой сопляк лет 25. Если бы не уголовное преследование содомитства, они бы танцевали друг с другом.

Похожи на мелкую шпану. Зыркающие взгляды, руки в карманах. Пришли развлекаться. И выбрали для развлечения нас.

Первым придрался старый.

— Эй вы, сладкая парочка, медляк давно затух! — ухмыльнулся он, ну и противная рожа.

— Они глухие! — поддержал молодой.

Я хотел поставить их на место, припугнуть комендатурой наконец.

— Не свети корочки! — шепнула Эва. — Лучше уйдем.

Люмпены ухмылялись в открытую. Во мне взыграло чувство противоречия. Когда это происходило, то ничем хорошим это обычно не кончалось. Я решил, что сразу уходить, это стыдно.

— Мне надо в туалет! — решительно заявил я.

Тон был таков, словно мне должны были вручить медаль.

Люмпены услышали и стали обыгрывать.

— Папочка описался! Дайте ему пипифакс!

Надо сказать, что в баре находилось много людей, но как положено в горячих ситуациях, все старательно делали вид, что происходящее их не касается.

Когда я с независимым видом (единственное, что я мог противопоставить шпане, наученной драться в уличных потасовках) прошествовал мимо, старый пихнул меня плечом, которое показалось мне железным.

Я со всего маха налетел на стойку, и лишь препятствие спасло меня от позорного падения на пол. Хулиганы зареготали во все горло, но я их не видел.

— Нет, Эва! — прошептал я, со всей неизбежностью понимая, что сейчас случится.

Старый еще не успел закрыть пасть, как Эва рывком за руку развернула его к себе. То, что проделала девушка с хулиганом, нельзя было назвать избиением.

Мне приходилось по долгу службы просматривать учебные фильмы всевозможных спецслужб. Так вот это действо по — научному называлось «рукопашный бой в ограниченном пространстве», когда для нанесения ударов нет ни размаха, ни времени.

Эва отработала словно по манекену. Удары короткие и точные. Хотя один удар мне кажется был нанесен с единственной целью изувечить. Крюк в челюсть снизу служил лишь для скорейшего захлопывания зловонной пасти и выбивания пары — тройки зубов.

Седой с грохотом рухнул на ближайший столик и опрокинулся вместе с ним. Жизни в нем было не больше, чем в спущенном надувном матрасе.

Зато молодой оперился, чуял, зараза, что пришел его час. Но снова ошибся.

Нет, кастет он достал как положено, но применить не смог. Его лицо задергалось на тех же коротких практически невидимых ударах, стремительно меняя геометрию. Глаза заплыли один за другим, из уха брызнула кровь, нос ушел на сторону. И снова сильный удар напоследок отправил молодого на спину старого.

Еще можно было спасти ситуацию, уйти быстро, но если не везет, то не везет до конца.

— Патруль! Всем оставаться на местах! — раздалось от двери по — русски.

Где вы были, суки, пять минут назад! Вопрос риторический.

— Уйдем через кухню! Там второй выход! — Эва потянула меня за руку.

Мы побежали.

— Вон они! Держи! — раздалось вслед.

Но никто нас держать не стал.

Мы выскочили на соседнюю улочку. Побежали, и я сразу сдох. Так бывает во сне. Ты прилагаешь титанические усилия, а еле движешься.

— Жак, тебе придется уходить одному! — крикнула Эва.

Мы свернули за угол и настал момент истины. Тут была дверь в парадную, Эва толкнула меня туда.

— Уходи ты! — сопротивлялся я.

— Ты сможешь меня вытащить! — возразила она. — Без тебя у меня нет шансов!

Я знал, что она права. Презирал себя, но знал.

Заскочил в парадную, притворил дверь. Вскоре прогрохотали ботинки по асфальту. Кто — то радостно крикнул:

— Вон она!

И вскоре Эву взяли.

Военная комендатура. Шербур. Улица Луи — Филиппа, 15.