Пантанал и дети Ла-Манша

— Бруталин совершенно бесполезен. С него только жопа растет. Я могу предложить кое — что получше, и ты выбежишь стометровку из десяти секунд.

Он сначала опешил. Потом взъярился.

— Ты подслушивал, козявка!

Выкрутил мне нос до крови. Кровь потом сутки не останавливалась. И я зарекся действовать напрямик.

Когда он отпустил многострадальный нос, я в запале крикнул:

— Тогда я продам таблетки команде Caterham School![19]

Это был наш главный конкурент, и я, зря его упомянул.

Олсопп вернулся и дал мне так, что искры из глаз посыпались. Как мне было больно! Я потом плакал втихаря. Но урок зря не прошел.

На следующий день я подошел к Олсоппу и сказал:

— Ты тысячу раз прав. Никому я таблетки не отдам, кроме своей команды. Надо быть патриотом в конце концов. На, делай с ними что хочешь!

И протянул пакетик. Маленький, дюйма на полтора, из плотной желтой бумаги. Совсем крошечный и безвредный. В нем лежала самая настоящая «торпеда» с эффектом абсолютного привыкания и зависимости после первого приема. В течение месяца после первого приема организм показывал выдающиеся спортивные результаты (проверено на наркоманах). Единственный недостаток не позволял мне афишировать препарат и продать «Astra Zeneca паблик лимитед компани»[20].

Через месяц организму наступал полный капут. Внутренние органы шли в разнос, и все испытуемые наркоманы перемерли как мухи, высрав перед смертью собственные мозги. Ну и что с того. Только воздух стал чище.

Боже, как после этого заиграл Олсопп! Он бегал как бог. В колледж зачастили вербовщики из лучших универов, чтобы заполучить новую звезду. Ослоппа показывали по кабельному. Но сексом он занимался так себе.

Я за ним не следил, как такое можно подумать. Я следил за Айрис. Я всегда знал, что она в конце концов будет моей, и просто обязан был присматривать за своей собственность.

По мне, так они занимались этим слишком часто, и девушка должна была попасть ко мне слегка изношенной. Но на моем отношении к Олсоппу это никак не отразилось. Я поступил как джентльмен, не позволив Олсоппу умереть по — скотски.

Он умер на поле, как герой, с мячом в руке. Бежал красавец 17 — ти лет под рев стадиона. А потом сердце его просто остановилось. Как он красиво упал. Это замечательно было видеть в замедленной съемке. Я ломал руки в под трибунном помещении от восторга. Оттуда же наблюдал, как полицейские уводили Эйрона Ричардсона, все знали, что он основной поставщик команды. Он кричал в отчаянии и пускал сопли. Я считаю, что он вел себя недостойно.

Айрис.

К девушке я отнесся со всем почтением и не стал травить ее дешевыми возбудителями, вызывающими бешенство матки. Тогда я уже всерьез увлекся генетикой и синтезировал препарат, направленный на внесение изменений в генетический аппарат соматических клеток. «Пудра Бляшке» на этот раз вызывала легкие мутации в системе ДНК.

Айрис стали нравиться ароматы лосьонов определенных типов, выявились предпочтения в цвете одежды. Надо ли говорить, что все получилось «в цвет». У девушки парень погиб, а я тут как тут. Мы стали встречаться.

Природой у самок создан естественный психологический барьер, чтобы они не отдавались первому попавшемуся бабуину с торчащим членом. «Пудра» при наших встречах этот барьер убирала.

Я не сразу ею овладел, сначала помучал. Когда я ее целовал, ее била сильная дрожь. Она сама признавала, что с ней это впервые. Я обеспокоился и уменьшил дозу.

Как я не оттягивал удовольствие, секс в конце концов случился. Как вам сказать. Я не стал другим. Любовь не застила мне глаза. Меня по — прежнему звали Эрик Бляшке, ребята не хотели со мной дружить, и я любил химию и биотехнологию теперь.

Секс конечно штука приятная, но не настолько, чтобы живописать ее томами любовной лирики. И вообще, всё это довольно приземленно.

После секса остались кольцо губной помады вокруг члена и тупые боли в пояснице. И это любовь, поразился я.

Какое это открытие? Настоящие открытия ждали меня в генетике.

Вербовщик.

Он назвался Каллумом Прайсом, вербовщиком из Оксфорда.

Я к тому времени напечатал пару крошечных статей в «Найчер генетикс», и это совсем необязательно требовало приезда вербовщика из самого Оксфорда. Откровенно говоря, я впервые видел в нашем колледже человека оттуда, хотя из других универов частенько наведывались в старшие классы, но приезжали всегда за спортсменами типа Ослоппа.

Прайс оказался милым человеком и не упал в обморок, когда попал к нам домой. Он поразил безупречными манерами и литературным языком. Только после его ухода я понял, что он не англичанин. Что — то выдавало в нем чужака, возможно, нарочитая правильность произношения.

Я бы и не обратил на это внимание, если бы не занимался генетическим различием рас и национальностей. Кто он был? Возможно натурализовавшийся европеец. Среди них попадаются умные паршивцы.

Перед окончанием колледжа я получил толстый пакет из Оксфорда, где говорилось о моем зачислении в университет. Так я стал андаградом — то бишь абитуриентом.