Папа ушел

– От входной двери, твою мать, – Леха навис над столом.

– А-а, у меня нет, – выдохнул Штирлиц, оглядевшись. – А мы, вообще, у кого?

– В смысле? – Кондрат выдохнул дым.

– Ну, в смысле, дома, у кого?

Все огляделись вокруг.

– Ирка! – заорал Кондрат. – Неси посуду!

В ответ эхо разносило по вечности его просьбу. Никто не пришел.

– Где она?

– Она там, – Канцлер закурил. – За дверью.

– А мы? – Штирлиц выдохнул дым ему в лицо. – А мы-то где?

– Не знаю, – Канцлер приподнял карты – бубновая восьмерка и валет. – Кто-нибудь скажет слово?

– Шесть пик, – машинально среагировал Кондрат…

БУЛКА

– Булка, Булка-а! – голос доносился откуда-то слева. – Ты любишь меня?

– Никого, кроме тебя, – она выдохнула слова. – Ты – лучшее, что было в моей жизни.

– Прости меня за вчерашнее, – его голос с характерной хрипотцой очаровывал, сметая все преграды на пути ее нравственности.

– При одном условии, – припухшие Булкины губы были полны запаха вчерашней ночи. – Ты выполнишь мое желание.

– Одно?

– Да.

– Давай.

– Хочу-у, – она по-детски выпятила губу. – Чтобы ты был всегда со мной. Это реально?

– Детка, я же не бог, – он усмехнулся, разливая вино по бокалам.

– А если бы был им?  – Булка смешно оттопырила губу, отпив.

– Если бы был, – усмехнулся. – Не сидел бы здесь.

– Пошел ты.

– Что ты имеешь против?

– Да, ты – просто женатый козел.

– Я и не скрывал этого.

– Нет, ты не просто козел, – она поджала губы. – Ты – козлее всех козлов.

– Ненавидишь меня?

– Просто завидую, – буркнула Булка. – Твоей жене.

Он обнял ее, погладив по спине. На глазах блестели слезы.

– Лучше тебя не было и не будет никого в моей жизни, – шептал ей в ухо.

– Конечно, – всхлипнув, она посмотрела прямо в его глаза, казалось, проникнув в душу. – Ей хорошо.

– Кому?

– Твоей жене.

– Почему?

– Она имеет право на все это.

– На что, это?

– На все, – Булка вытерла слезы тыльной стороной ладони. Отстранилась. – На тело, глаза, голос…

– Успокойся, Булочка, – он попытался прижать ее к себе.

– Нет! – оттолкнула его. – Ты никогда не будешь со мной!

– Почему? – он выгнул брови, став похожим на смайлик в интернете.

– Потому, – она копалась в своей сумочке, пытаясь отыскать что-то важное. Нашла. Достала маленький смешной пистолет. Направила на него. – Смешно?

– Булка, прекрати, – он попытался оттолкнуть ее руку.

– Нет, любимый, – она нажала на курок.

Маленькая пуля, вырвавшись из своего убежища, разогнавшись до огромной скорости, вошла точно в середину его лба, ломая кость, проникая прямо в мозг.

Булка сосредоточенно смотрела, как его грузное тело падает на пол. Потом, удостоверившись, что он уже не дышит, аккуратно вставила теплый ствол пистолета себе в рот. Маленьким пальчиком плавно нажала на курок…

АНТОН И ПАРАМОН

Он поймал ее взгляд и пропал. Все полетело в тартарары – и грамотно налаженный бизнес, и квартира в центре, и дача, и даже какие-то незначительные накопления за все эти годы. Все продал, подчистую. Только для того, чтобы потакать ее малейшим прихотям, чтобы позволила находиться рядом с собой. А когда деньги закончились, она просто ушла. Он метался по комнате, как раненый зверь. Пытался преследовать, но не смог приблизиться к ней даже на расстояние вытянутой руки – помешала охрана ее нового воздыхателя. Рвал вечером на опустевшей кухне в клочья фотографии, и успокаивался ненадолго, только зарываясь лицом в складки забытого ею платья, вдыхая каждой клеточкой своего тела такой родной запах.

1.

– Вставай, сука, – тяжелый носок ботинка нескладного, долговязого милиционера больно впился между ребер. – Глянь, Серый, разлегся. Тебе, што-на, санаторий тута?

– Тута, – хмыкнул в густую бороду разбуженный бомж. – Вы что-то хотели, господа?

Служители порядка недоуменно переглянулись. Рыжий, коротконогий отстегнул дубинку с пояса.

– Бить будете? – догадался тот.

– Ага, – буднично ответил тот, обернувшись к напарнику. – Чего ты тянешь, Колян? Давай на санаторий наложим мораторий.

– Погоди-ка, Серый, – долговязый Колян отодвинул того и наклонился к бомжу. – Ты что, новенький тута? – зашептал ему на ухо. Дождался ответного кивка. – Кому платишь? Никому? Я так и думал. Значицца так, – он выпрямился и отстегнул свою дубинку, видимо для большей аргументации. – Платить будешь нам раз в неделю. Полтора стольника в день. Понял? Итого, в следующий вторник с тебя тысяча.

– Пятьдесят, – вклинился рыжий.

– Что, пятьдесят? – переспросил Колян.

– Ну, это, – неуверенно начал Серый. – Семь на полтораста – будет тысячу пятьдесят.

– А-а, – Колян сверху поглядел на напарника. – Скидка для бомжей сегодня. Пошли.

2.

– Ахмет, земляк он наш, – толстый глухо кашлянул в кулак.

– Ишак он, а не земляк, – перемешивая длинной палкой головешки в костре, ответил лысый. – Ни слова по-нашему не знает.

– И что? – встрепенулся толстый. – Наш дедушка тоже ни слова по-русски не знал, а всю жизнь себя считал русским.

– Так-то де-едушка, – лысый многозначительно поднял вверх заскорузлый палец.