Пара, в которой трое

Сперва группа Москвина занималась в церкви, переоборудованной под искусственный каток. Но потом, когда построили «Юбилейный», по-моему, в 1970 году, мы переехали туда, но еще и на улице Плеханова тренировались, там тоже построили каток. Группа ребят у Москвина собралась такая: Устинов, Подгорнов, Володя Курембин по прозвищу Цыпа, Овчинников, Игорь Лисовский, но он после меня уже пришел. Татьяна Ивановна за глаза назвала его Гулей. Обидней слова не было. У Татьяны Ивановны я ходил в первых учениках. Хотя мое высшее достижение в ее группе – первый взрослый разряд, но зато я первый ученик, ушедший так далеко. А тут я оказался позади всех, правда я был и самым младшим. Юра Овчинников старше меня – он пятидесятого года, остальные еще старше. Цыпа, он же Володя Курембин, – маленький, рыжий в красном комбинезоне с зеленым подбоем. Зеленым отсвечивала и водолазка. Как говорится – улет. Юра катался всегда в темно-синем комбинезоне и в белой с синими полосами рубашке с огромными по той моде концами воротника. И я на их стильном фоне – в каких-то штопаных рейтузах. А ноги уже накачал, в рейтузах тесно, все трется. С ними рядом я чувствовал себя и смотрелся, прямо скажу, не очень. Наконец меня впервые привели на базу и разрешили выбрать костюм. Мы же сдавали обратно то, из чего выросли. Выдали ботинки и коньки. То, что происходило, называлось экипировкой, и этот день – потолок моего счастья. Свершилась моя несбыточная мечта.

До этого костюмы мне шила мама, но тут-то особая ткань, она эластичная, тянется! Эластик! Правда, советский, который весил не один килограмм, и кататься в нем, как выяснилось, не очень-то удобно. Но зато «фирма», вещь! Цвета морской волны, с блестками. Фантастика!

Период вхождения в знаменитую группу Москвина я помню очень смутно. В памяти осталось только то, что каждое утро в семь я ехал на тренировку. В общем, в памяти одна тренировка. Сплошная. В школу я ходил на оставшиеся после тренировок уроки. Отныне моей жизнью распоряжались тренеры, а им было виднее, куда мне ходить – в школу или на каток. Момент, когда я попал в высшее общество советских фигуристов, я тоже не помню, просто начались серьезные соревнования, из которых я усвоил одно: сколько ты наработал, столько ты и получишь. Значительно позже, когда я стал лидером у Москвина, когда он со мной занимался индивидуально, когда сам ездил со мной на сборы, на соревнования, мне стали ясны его принципы, или система тренировок. Он не раз произносил свою любимую фразу: «Я ходить по кабинетам не буду». Впрочем, нынешнего спорта я уже не знаю. Но эта фраза Игоря Борисовича мною была впитана, причем так естественно и глубоко, что все дальнейшие обиды, если меня не послали за рубеж с командой или не на то место поставили, глубоко не ранили. Мне с этой фразой легче было жить.

Когда начались большие соревнования, может быть, мне немного повезло, что с самого начала я имел маленькую толику популярности в родном Питере. Дело в том, что на всесоюзные турниры прежде всего посылали Юру Овчинникова, Володю Курембина. Потом Володя Куксинский появился и тоже ездил от «Динамо», к которому относился. А я выступал дома и успел стать шестикратным чемпионом Ленинграда и четырехкратным обладателем приза Панина (первого олимпийского чемпиона России). Потом я выигрывал и в присутствии зрителей из других городов страны, но первый зритель, который меня узнавал, был свой, питерский. Наши звезды улетали то на Универсиаду, то на чемпионат Европы или Кубок Союза. А у нас тут – пожалуйста, под боком чемпионат Ленинграда с его вечным чемпионом, которым являлся я.

Мама по-женски за меня переживала, не так, как мамы многих знаменитостей, ставшие чуть ли не вторыми тренерами. Мама волновалась, готовила мне костюм для старта, стирала после тренировки мои вещи, но ни во что не вмешивалась и ни на что не влияла. А отец не мог скрыть своей гордости за меня. Папа сделал дома огромный стенд с подсветкой, которая секреткой включалась внизу. На этом стенде – все мои медали начиная с первых и до последней, они и сейчас на этом стенде. Я могу прийти, включить секретку, но мне важно не увидеть свои медали, а то, что все они раскладывались его рукой.

Пошли старты, пошло то, что я называю «соревноваловка». Но тут-то и проявилось то давнишнее мое детское восприятие фигурного катания, если можно так сказать, нестандартное, несколько отличное от других. Эта детская увлеченность пародийностью, точнее – обыгрыванием смешного, переросла не просто в последовательную линию работы, а в конкретное направление.

У Москвина выросли великолепные исполнители. Это и Саша Яблоков, и Наташа Стрелкова, и Андрей Соловьев, и Юрий Овчинников. Для Соловьева Москвин сделал специальные коньки, которые он назвал щучками. Тогда еще английских лезвий днем с огнем было не найти, и Игорь Борисович коньки для Андрея переделал из советских. Очень плоские лезвия, как лыжи, встаешь на них, и тебя никуда не ведет.