Парад Солнца (ЛП)

Отыскать пещеру было нелегко даже при наличии карты. Хоть отметка и давала представление о месте поисков, масштаб был искажён. К счастью, Гермиона провела исследование. Кое-кто полагал, что Зефир жил во дворце вместе со своим братом Бореем, а кое-кто верил, что они оба обитали в пещере — разных или в одной и той же, этого она не знала. В ряде книг она вычитала, что Борей жил где-то на горной цепи Гем, известной сейчас как Стара Планина или Балканские горы. И раз уж отметка располагалась именно там, Гермиона знала: что-то в данном районе было.

Она прошагала по крутой пересечённой местности несколько часов, пока не обнаружила это — едва заметный блеск, способный сойти за игру света в воздухе и находившийся в семи милях от точки её изначальных расчётов. Место охранялось тщательно: чары отвлечения внимания, маскировочные и сбивающие с толку, дезиллюминационное заклинание, заклинания сокрытия и завесы. Она не сомневалась, что если бы искала не то самое мерцание, а пещеру или какое-то строение, то просто бы проглядела нужное место, сбилась с пути, решила бы, что потерялась, и сразу же ушла.

Гермиона в течение получаса пыталась снять чары, а потом рискнула и просто шагнула сквозь лёгкую завесу из светящегося воздуха. Ей пришлось приложить всю свою силу воли, чтобы не сбиться с курса, но почти три часа назад она всё же попала в пещеру. И до сих пор не нашла ничего полезного, что выходило бы за рамки простого интереса.

Гермионе пришлось на четвереньках пробраться сквозь узкое отверстие; лаз шёл под таким уклоном, что уже через две минуты она ползла практически на животе. Она не представляла, как долго она двигалась по тесному проходу, но прошло уже как минимум пять минут с тех пор, как у неё появилась мысль о возможности возвращения. Обычно Гермиона не страдала клаустрофобией, но продвижение по небольшому туннелю вглубь пещеры заставляло испытывать волнение. Она не могла не думать об угрозе обвала или не представлять, как застрянет здесь. Как-то раз в детстве её руку зажало в спинке стула — логика убеждала, что если конечность смогла пролезть в отверстие, то сумеет и выбраться на волю, но вот пачка масла и растянутые мышцы свидетельствовали об обратном.

Изрезанные ладони саднило, а когда Гермионе пришлось сесть на корточки, заболели предплечья. Джинсовая ткань на коленях истёрлась, и камни впивались прямо в тело. Гермиона дважды поборола приступ гипервентиляции и уже сбилась со счету, сколько раз твердила самой себе, что эта затея — плохая. Туннель постепенно уходил вверх. И когда она, покрытая грязью, добралась до выхода, он стал настолько крутым, что ей пришлось ухватиться за выступ и подтянуться. Если бы камни пещеры не впивались ей в спину, служа поддержкой, она бы никогда не одолела подъём.

Исцарапанной рукой она вытащила зажатую в зубах палочку и напрягала ноющие мышцы, чтобы встать. Громко выдохнула, и этот звук отразился от стен пещеры, словно дюжина человек одновременно выпустила воздух. Гермиона взмахнула палочкой, убеждаясь, что в темноте не скрывались ни животные, ни какая-то иная опасность. Затем, вздохнув, резким движением наколдовала несколько шаров света, которые повисли в пещерном зале.

Это было похоже на алтарь. Плита, вырезанная из каменной стены, была наклонной и идеально гладкой. Стена за ней, с выпуклым изображением солнца, тоже была отшлифована и резко контрастировала с окружавшими её выступами, наростами и шероховатостями. На плите виднелись чёрные и коричневые пятна, и Гермиона почти не сомневалась, что когда-то её использовали в качестве места жертвоприношения.

Каким бы впечатляющим ни было открывшееся зрелище, больше всего Гермиону заинтересовало то, что лежало на плите. Длинный свиток, перевязанный красным шнуром, покоился прямо посередине. Гермиона приблизилась к нему так, словно, начни она торопиться, он мог сожрать её заживо. Вокруг не было ни ножей, свисающих с потолка, ни жутких скелетов, служащих предупреждением. Стены были глухими, если не считать того туннеля, через который она пришла, и большого отверстия, где горел наколдованный ею огонек. Свиток выглядел обычным, но Гермиона понимала: если кто-то так его спрятал, то содержащуюся в нем информацию — какой бы она ни была — назвать заурядной нельзя.