Парадокс страха. Как одержимость безопасностью мешает нам жить

На самых ранних стадиях этого «согласования» безопасность младенца поддерживается одновременно тактильными и визуальными средствами. Много исследовательской и теоретической работы было проделано для понимания роли визуального контакта между матерью и младенцем в эмоциональной регуляции и увеличении безопасности. Элеанор Гибсон и Ричард Уолк, совместно работавшие в Корнеллском университете в 1960 г., поставили оригинальный эксперимент, чтобы узнать, как детеныши животных и человеческие младенцы используют своих матерей, чтобы оценить опасность глубины и высоты[99]. Эксперимент получил известность под названием «Визуальный обрыв». Джеймс Сое и Роберт Эмде повторили его в 1985 г. В дальнейшем эксперимент стал использоваться для изучения не только того, как детеныши оценивают опасность высоты, но и в конечном счете того, как они используют материнские сигналы, чтобы узнать, что безопасно и что опасно[100].

Экспериментальный реквизит состоял из платформы, половина которой выглядела как шахматная доска. Посередине шахматное покрытие сменялось прозрачным оргстеклом. Через оргстекло был виден провал высотой один метр над полом, застеленным линолеумом с тем же шахматным узором. Младенца помещали на конец платформы, покрытый рисунком, и давали игрушки. Через несколько минут игрушки передвигали на дальний конец платформы – туда, где было прозрачное оргстекло. Там же стояла мать. Младенцы, желая достать игрушку, начинали ползти к ней, а значит, и к прозрачному основанию. Достигнув оргстекла, все они, без исключения, застывали, очевидно, сбитые с толку и неуверенные в опоре. Самое примечательное, однако, то, что, столкнувшись с этой неуверенностью или неопределенностью, младенцы устремляли взгляд на лицо своих матерей. До начала эксперимента матерей разделили на две группы. Первая группа получила указание выражением лица поощрять ребенка к действию, а вторая – демонстрировать испуг (или гнев).

Результаты эксперимента показали, что, когда матери имели одобрительное и расслабленное выражение лица, младенцы снова начинали ползти и добирались до игрушек. Если же дети, подняв глаза, видели на лицах матерей испуг, то замирали и не возобновляли движение. Эти результаты, многократно повторенные, свидетельствуют, что младенцы в возрасте около десяти месяцев используют выражение лица матери как руководство к действию. Более того, мы видим, как наша склонность к любопытству и исследованию может непосредственно формироваться социальными детерминантами безопасного.

Тот факт, что мы от природы запрограммированы быть чуткими к тому, что выражает лицо заботящегося о нас взрослого, едва ли удивителен. Думаю, все мы бывали в ситуациях, когда вовремя посланный взгляд матери словно бы предостерегал нас от дальнейшего движения. Важнее для нас здесь, пожалуй, понимание того, что эта система ограничений куда более универсальна, чем мы могли предполагать.

Послания о том, что безопасно, а что нет, которые мы получаем в младенчестве и детстве, одновременно эксплицитны и имплицитны. Они поступают к нам непрерывным потоком разрешений и ограничений, взглядов, одобряющих или осуждающих то, как мы едим, играем, спим, ходим, бегаем, учимся, пользуемся горшком, переносим болезнь.

Все эти послания сформированы субъективностью наших родителей, микросоциума и общества. К сожалению, кумулятивные эффекты субъективных ограничений сказываются не только на нашей поведенческой свободе следовать своим интересам, но и на самой материи нашей личности и ума.

Ограничения исследовательской активности и игр, налагаемые страхом на млекопитающих, создают особенно много проблем для людей. Наш мозг и психика развились в самоорганизующиеся системы, похожие не столько на компьютер, сколько на игровую площадку. Как о роли игры, рассмотренной в главе 1, мы можем сказать, что игра – это работа здорового ума, так и о состоянии ума можно сказать в продолжение, что здоровый ум – основа здорового «я». Это имел в виду психоаналитик Дональд Винникотт, один из пионеров изучения младенческого и детского развития, говоря: «Именно в игре, и только в игре, каждый ребенок или взрослый может быть креативным и задействовать всю свою личность. И только будучи креативным, индивид открывает себя»[101].

Внедрение чрезмерного или хронического родительского Страха в жизнь ребенка препятствует не только его игровой деятельности, но и буквально игровой функции его Воображения, а соответственно, его способности быть тем, кем он мог стать[102].

* * *