Парадокс Тесея

Дом по всем признакам принадлежал к любимому Лилей модерну, но что-то в нем было не так. Чем дольше она рассматривала фасад, тем явственнее ощущала дисгармонию. Наверное, так чувствует себя человек с абсолютным слухом, когда при нем играют на слегка расстроенном пианино. Зачем Нельсон ее сюда привел?

– Мне почему-то здесь неуютно, – наконец сказала она с виноватыми нотками в голосе.

Нельсон плутовски сощурился.

– Маленький кошмар для твоего внутреннего перфекциониста. Неужели не видишь?

Не почудилось, значит. Должна быть на этом фасаде некая печать несовершенства, тревожащая диспропорция… Но что? Смещенная относительно центра парадная? Нарушение архитектурных ритмов? Нет, все не то. И тут Лиля увидела.

– Эркеры! За правым стена шириной в целое окно. А за левым фасад сразу смыкается с соседним.

Нельсон кивнул, но Лиле не требовалось подтверждение – настолько вопиющей стала асимметрия здания. Как она раньше не поняла?

– Но почему?

– Ты же любишь загадки. Вот и скажи мне.

Он откровенно наслаждался ее замешательством. Лиля состроила строптивую гримаску, сама тем временем усиленно соображала. По новой придирчиво обследовала фасад, пока не увидела табличку: улица Маяковского 36–38.

– Они объединили два дома?

– Практически. Сперва построили дом тридцать восемь с двумя эркерами. Спустя несколько лет хозяин купил участок слева и попытался расширить его симметрично за счет третьего эркера. Но места не хватило.

– Ух, я бы не смогла тут жить. Это же невозможно развидеть, – Лиля потерла глаза. – И что? Мы пришли надо мной поглумиться?

– Повод, конечно, достойный. Но нет, – Нельсон достал из рюкзака пеструю гроздь магнитных ключей и солидно сообщил: – Универсальные. Добыл на «Авито». Не все рабочие, но хоть что-то.

Парадная ошеломила Лилю: метлахский «ковер», камин с фигурными изразцами (к сожалению, аляповато закрашенный, к тому же некто простодушный закрыл портал доской с бутафорским пламенем), витражи, венецианская штукатурка, имитирующая мрамор. В одну из квартир – коммунальную, судя по нагромождению звонков, – вела монументальная резная дверь, над которой сохранилась лепная шестерка, похожая на пирожное в завитушках крема из кондитерской «Север». Но главное открытие ждало на втором этаже. Необычная длинная галерея, соединявшая парадную лестницу напрямую с черной; и даже там, спускаясь, Лиля отметила прелестные розовые кусты, украшавшие замаранные стены.

* * *

– Никогда не видела такого подъезда, – она прильнула к Нельсону, стараясь подстроиться под его моряцкую походку враскачку, когда они покинули асимметричный дом.

В витринах кривилось, двоясь, отражение улицы.

– Я рад. Но вообще я хотел показать тебе камин. Давай очистим его. Не все ж витражи…

Витражей Нельсон при Лиле расчистил уже штук пять. Первый – тот самый, памятный, на Рубинштейна, последний – на Васильевском острове. И не собирался останавливаться.

– К слову, на «Авито» я нашел не только ключи, – он вывел фотографию на экран телефона.

Оранжевый жилет. Для нее.

Лиля помедлила.

– Готова поспорить, дом с такой архитектурой – объект культурного наследия. Тогда на любые работы нужно разрешение Комитета. Ты же в курсе?

Нельсон не ответил, но по его снисходительному молчанию было ясно, что ему никакие разрешения не нужны. Лиля не сдавалась:

– Я знаю, как оформить заявку. Правда, потребуется прописать технологию. И маловероятно, что согласуют.

– Тогда зачем писать? – беззаботно спросил Нельсон.

– Как зачем?

– Если напишем, то об этом узнают и запретят. А не напишем – не узнают. Что не запрещено, то разрешено.

Его легкомыслие начало подбешивать. Лиля собралась было высказать все, что думает по этому поводу, как вдруг услышала валкий металлический скрежет копыт по асфальту. Навстречу вышагивал кучерявый долговязый парень в тяжелых, не по погоде, сапогах, обтягивающих брюках и узком двубортном пиджаке, некогда щегольском, но теперь безнадежно затасканном. Вел под уздцы оседланную гнедую кобылу – из тех, что катают туристов. Она ревматически ступала на негнущихся ногах, точно в ее брюхе, напоминавшем набитый опилками мешок, скрывался заводной механизм.

Лиля пихнула Нельсона в бок:

– Ты глянь! Это же Лизетта!

– В самом деле… Один в один та плешивая музейная кляча.

– Да ну какая же это кляча, – неожиданно для себя возразила Лиля.

Что-то в стати кобылы не соответствовало обидному определению: то ли державная осанка, то ли горячность взгляда. Нет той понурой покорности, присущей доходягам, которая заставляет их жалеть.

В подтверждение ее слов кобыла рывком вскинула голову и раздула сухие ноздри: парень вынул из сумки, притороченной к поясу, яблоко. Потер о штаны, с хрустом откусил добрую половину, остальное дал лошади. Та поелозила губами по ладони и шумно втянула сахаристый кусок в рот, округло двигая челюстью. Тягучая слюна пенилась и хлопьями срывалась с удил.

Они поравнялись.

– Да ведь и пацан – вылитый Петр.

– Может, специально загримировали? – предположила Лиля.

Нельсон скептически сработал бровями.

– Не грим это. Посмотри на кудри, размер сапога. Носище такой, а усов под ним нет. Совпадение.