Он уже притерпелся к вездесущему мусору под ногами, а тут с изумлением отметил относительно чистый паркет, местами накрытый заскорузлой материей наподобие сукна с бильярдного стола. Немножко струхнул, когда сбоку вспыхнуло и задвигалось – всего-то не признал самого себя в огромном арочном зеркале, одном из парных, опять-таки удивительно невредимых. Нет, разумеется, зал, как и весь особняк, был осквернен и заброшен, но вполсилы, как если бы – какая наивная мысль – бомжи и вандалы, плененные беззащитной рафинированной красотой, по-своему его берегли. Даже граффити в простенке между пилястрами (вид со спины: человек в черном пальто посреди поля, над шляпой-котелком – острие полумесяца) на редкость искусно исполнено. И вписано четко в рамку лепнины, как в заурядный багет.
От экстремальной прогулки по изнаночной стороне города колени превратились в студень. Недолго думая, Нельсон улегся на пол. В бедро через ткань кармана вжался металлический бочок фляжки.
Коньяк сладко обжигал горло. Надо было раньше принять. Нельсона снедала неотвязная пустота, что поселилась в груди с самой первой, на его глазах нанесенной городу раны в метлахской плитке и заполнялась лишь на короткое время, когда он принимался отмывать от краски очередную изразцовую печь или витраж. Немудрено – работа эта приносила быстрый результат. Сопровождалась очевидной пользой для людей и персональным бонусом: чувством глубокой вовлеченности, игрой мускулистого, зрелого мастерства. Однако прошлые свершения вмиг обесценились, и сейчас развороченная, разоренная душа спрашивала с Нельсона по высочайшему счету. Категорично требовала действовать.
Только ведь это уже не печь, не витраж, коих за лето они вместе с Лилей, ряженные в жилеты, раскрыли с дюжину в разных парадных. Это, черт побери, зал. Бальный, на секундочку (в том, что он бальный, Нельсон почему-то не сомневался – в сердце продолжала дрожать фантомная люстра). Кругом – целый домина в состоянии абсолютного упадка. Что бы они здесь ни предприняли – навряд ли сумеют многое, – итог, скорее всего, либо будет разрушен, либо истлеет самостоятельно. Можно сколько угодно рассуждать о подчиняющей хаос силе прекрасного, энтропия возьмет свое.
Нельсон снова поднес фляжку к губам.
Ну и пусть. Восстановление единственного зала в аварийном особняке, реставрация ради реставрации – самодостаточный арт-жест. Более чем.
Кукиш в вечность, если хотите.
Лиля глядела на него как на сумасшедшего.
Они облазили весь особняк, прежде чем Нельсон привел ее в бальный зал и озвучил свою идею. Все пошло не по сценарию с самого начала. Ей должно было тут понравиться (слово не совсем верное, но лучше он подобрать не мог). По крайней мере, ожидал Нельсон, она испытает те же чувства, что и он сам накануне, – особый импульс, сталкерский восторг, смешанный с эстетическими переживаниями высокого порядка. Поэтика руин и так далее.
Вместо этого Лиле во время романтической «экскурсии» здорово поплохело. Куда только делось ее оживленное любопытство? С огорошенного лица не сходил ужас, как будто после вчерашнего Нельсон решил из милосердия ее добить, да еще и столь экстравагантным способом. Болван, мог бы и догадаться: чудесное здание, представшее перед ней в безжалостных утренних лучах особенно уязвимым и покалеченным, – материальное воплощение всего, в чем она разочаровалась.
– Даже не думай, – оборвала его Лиля, стоило заикнуться о несанкционированной реставрации зала.
– Почему?
Она воздела глаза к потолку, похожему на пожелтелое, с прорехами, кружево.
– Потому что это нереально и бессмысленно. И беспощадно.
– Но почему? – Нельсон не боялся показаться идиотом.
– Начнем с того, что у здания, сто процентов, есть арендатор со своими планами на будущее.
– А вот и нет, – не зря он до рассвета рылся в интернете.
Особняком распоряжались власти – и в настоящий момент искали инвестора. С предыдущим арендатором вышла какая-то мутная история: вроде и детский центр, но при этом управлял им крупный застройщик. Существовал даже бредовый проект реконструкции всего квартала под гостиничный комплекс (Нельсон нашел неправдоподобные 3D-рендеры с игрушечными домиками), но от бумажек к делу так и не перешли. Несколько лет назад договор аренды расторгли, здание изъяли. И оно зависло без хозяина.
– Изъяли, да не спасли. Не законсервировали, – прокомментировала Лиля. Присела, чтобы вернуть на место вздыбившуюся паркетную доску. – Но ты меня удивил. Как правило, до такого состояния объекты доводят именно нерадивые инвесторы, которые на словах берутся их восстановить. Например, оставляют лазейки для… мм… непрошеных посетителей.
Настал черед Нельсона удивляться.
– Ну не смотри на меня так. Для арендаторов памятники архитектуры – досадная морока. Сами здания крайне непрактичны. На реставрацию нужны сотни миллионов. В интересах застройщиков довести объект до аварийного состояния, чтобы снести его и заполучить участок в центре города. Поэтому, да, допускают тех, кто поможет распад ускорить, – бродяг, мародеров. От контролирующих органов отделываются пустяковыми штрафами.