Парадокс Тесея

Нельсон с грехом пополам извлек из клеклой, рыхлой массы своей эрудиции упомянутый миф. Считалось, что греки сохранили корабль, на котором Тесей после победы над Минотавром возвратился в Афины. Ежегодно его снаряжали в плавание со священным посольством на остров Делос и перед очередным спуском на воду чинили. По прошествии лет на судне не осталось ни единой подлинной доски.

– Философы спорили, – резюмировал Нельсон, – остается ли корабль Тесея тем же самым кораблем после того, как его элементы неоднократно меняли. Если да, то что конкретно делает его настоящим?

Увидев, что Нельсон понял, о чем она, Лиля приободрилась, хотя вскрытый пробел в знаниях, несомненно, ее уязвил. Привыкла, ласточка, летать выше других, ласково подумал Нельсон.

– Аналогия с кораблем точная, – согласилась она. – Памятник «тем самым», «настоящим» делает хрупкое равновесие исходной материи и наслоений. Перестройки, естественное старение, пресловутая благородная патина… Потому-то современная реставрация отходит от полного воссоздания и стилизации. Больше того, может, ты видел, сегодня реставраторы иногда специально маркируют свои вмешательства, чтобы стало понятно, где подлинное, а где – новодел. Само собой, бывают исключения, каждый проект уникален… Но в приоритете консервация. То есть защита от разрушения, плановый ремонт, постоянный уход, – Лиля обвела глазами зал и опять погрустнела, – которого так здесь не хватает.

– Ты говоришь о равновесии… Ведь замысел автора – законченное высказывание. Руины живописны, но в них утрачена изначальная гармония, – Нельсон не спорил, скорее пытался разобраться. – Вспомни, с чего у меня все началось. С пробоины в плиточном полу. Как не залатать дыру?

– Повторюсь, если по эстетическим или утилитарным соображениям требуется что-то восполнить, это возможно. Но после тщательной архивной работы и согласований со многими инстанциями. Я отнюдь не уверена, что мы сможем добыть по особняку достаточно сведений. О разрешениях вообще молчу. Знаю-знаю, что ты мне скажешь, дай закончу, – в волнении Лиля безудержно терла бадлон на ребре, скребла ногтями псориазные бляшки через плотный хлопок, не получая облегчения. – Видишь ли, реставрация прекращается там, где начинается гипотеза. Это из Венецианской хартии. Реставратор – не художник и не творец, а исследователь. Он не вправе воплощать собственные идеи взамен утрат и тешить креативные амбиции. А ты, извини, своим символическим актом сопротивления тлену, по сути, предлагаешь сделать с бальным залом именно это.

Нельсона неожиданно разозлил ее менторский тон. Заладила – «нельзя», «не вправе». Связана запретами и сомнениями, шагу за пределы дозволенного ступить не может.

– И как соблюдение всех этих принципов помогло тебе сохранить самарскую усадьбу?

Спросил и пожалел. Но заткнуться не смог.

– Неужели тебе никогда не хотелось взять и начать что-то делать просто потому, что ты можешь? Без уверенности, что поступаешь правильно. Без гарантий, что непременно получится. Что будет, если ты перестанешь цепляться за надуманные ограничения, а, наоборот, вольешься в поток? Не пробовала разрешить себе свободу и радость от деятельности ради нее самой? Ты не заметишь, как включится режим тотального созидания. Когда все, на чем фокусируешься, – это творение твоих рук и ты забываешь о чужом мнении, об условностях. О том, что принесет тебе завтра…

Нельсон умолк, дожидаясь реакции. Наступила тишина. Стало слышно, как снаружи от порывов ветра тоскливо чиркает по фасаду зеленая сетка.

– Знаешь, я тебе завидую, – наконец выдавила Лиля. – Свобода… она же не только внутри, но и в обстоятельствах жизни.

Лучше бы она вспылила, лучше бы едко выложила то, что у нее на уме.

Что ему сорок лет, а он живет и столуется у пожилых родителей.

Что он безответственен.

Что ему достаточно грошей, которые он зарабатывает дрянными керамическими сувенирами, – главное, на пиво и сигареты хватает.

Что он разгильдяй и оппортунист – не в экономическом смысле, а так, по своему modus vivendi.

Что его акции в парадных – симптом кризиса среднего возраста, легкий способ показать себе, какой он молодец.

Но Лиля промолчала и тем отняла у него возможность невысказанное опровергнуть. Заставила его подумать все это про себя самостоятельно. Кто он такой, чтобы учить ее жизни? На поверку Лиля гораздо взрослее него. Перед ним никогда не стояли те проблемы, с которыми она сейчас сталкивается: чем заниматься дальше, как себя обеспечивать. А кроме них приходится решать вопросы позаковыристей. Сумеет ли она реализовать себя? Есть ли смысл идти выбранным путем? Каждодневно Лиля испытывает такое давление будущего, что трещит ее настоящее. Какой уж там поток… Это он может позволить себе паясничать перед вечностью – ее горизонт планирования существенно ближе.