– Без понятия, насколько он грамотный. Зато впишется, гарантирую, – Нельсон поведал Кире, как пылкий Глеб дал ему в камере ОВД приснопамятный совет «надеть оранжевый жилет и ни в чем не сомневаться».
Краем уха слушая знакомую историю, Лиля прокручивала в уме схему, предложенную Кирой. Провокационная художественная акция, чтобы привлечь внимание. Регулярные посты с анонсами и репортажами из парадных – поддерживать интерес подписчиков. И таинственный объект – для интриги. Но к акции все равно надо подобрать здание.
У нее, представьте себе, был ответ. Дом-призрак на канале Грибоедова. Призрак – потому что от него остался один лишь фасад. Ни крыши, ни перекрытий – ничего. Сквозь стыки в строительном заборе виднелся дикий, буйно разросшийся сад на месте бывшего первого этажа. Но у проходящих мимо стены, затянутой вылинявшим до белизны и держащимся на честном слове виниловым фальшфасадом, складывалось впечатление, будто здание цело. Щит с паспортом объекта с две тысячи девятого года возвещал, что жилой дом на реконструкции; в графах «сроки», «инвестор» и «ответственный за производство работ» точно кто-то многократно прошелся канцелярской замазкой – даты и ФИО обновлялись от руки раз в несколько лет.
Услышав про выцветший фальшфасад, Кира оживилась.
– Он натянут? Типа экрана, да? Пушка! Журнал, для которого я снимаю, выступал рекламным партнером фестиваля. Там заказчик захотел 2D-маппинг, это когда изображение или видео проецируют прямо на здание. Большой тренд среди диджитал-художников и брендов. У нас арендовано оборудование. Оно, правда, тяжеленное… Но если исхитриться и установить его в доме напротив, можно вывести картинку на фальшфасад. И не париться насчет подгонки под рельеф.
– А потом сорвать его, – неожиданно подал голос Нельсон, восхитив Киру.
– Да! Так даже лучше! Проецируем – надо придумать, что конкретно, – а в конце предъявляем развалины.
Они втроем накидывали идеи для проекции битых два часа, но все было недостаточно медийно, по мнению Киры, которая ерошила кипенно-белое каре своим дизайнерским маникюром. От бесплодного мозгового штурма Лиля умаялась, а Нельсон с Кирой едва не подрались. Один, попыхтев, высказывал мысль – другая забраковывала на полуслове, он в свою очередь громил ее предложения. Сидели теперь раскаленные, взвинченные. Докритиковались.
– Перерыв, – объявила Лиля, пока они окончательно не переругались. – Давайте мы чего-нибудь попьем. Принесешь нам кофе?
Нельсон любезно оскалился – не к добру. Сейчас начнется представление. Не упустит, плут, возможности подсунуть Кире эротическую керамику, чтобы сбить с нее спесь.
Не тут-то было. Кира взяла у Нельсона чашку из пористой малахитово-зеленой глины, отпила – и узрела глазурованный член, показавшийся из крепкой кофейной пенки, словно микроскопический батискаф. Наклонила емкость к себе, прищурилась, покрутила. А затем сделала то, что Нельсон предсказать никак не мог, – рассыпалась в похвалах его мастерству. Спросила, имеется ли еще такое, телесно ориентированное?
Польщенный и несколько озадаченный керамист повел ее в рабочую зону – к полке с сервизом, количество предметов в котором сгодилось бы для королевского чаепития, крайне, так скажем, фривольного. Каждое изделие украшали половые органы – попадались и мужские, и женские – вислокожие, морщинистые, с намеченными волосками или родинками. Лиле керамический натурализм претил, а вот Кира не скупилась на комплименты: актуальная пластика, бодипозитив. Какие мы богемные, ну-ну, куда там Лиле, девочке из Всеволожска, постичь концептуальное искусство.
Кира попросила разрешения у Нельсона отснять работы и пообещала, что отправит фото в редакцию журнала – глядишь, подготовят материал. Получив утвердительный ответ (обалдевший от дифирамбов керамист был согласен абсолютно на все), приступила к рекогносцировке. Скомандовала освободить подоконник; пока Нельсон спешно ставил на пол чужие кувшинчики и тарелочки, сноровисто хватала всякие, видимо, подходящие для кадра предметы: крафтовую бумагу, веточки сухостоя, доску из мореного дуба.
– Филимона тоже? – Нельсон указал на монструозное алоэ.
Поразмышляв, Кира решила, что Филимон должен уйти. Нельсон снял с подоконника запачканное краской кашпо с колючими щупальцами и всучил его Лиле, а сам по сигналу фотографа начал подавать похабную керамику. Горшок с подсохшей землей был тяжелым, хтоническое растение, пошатываясь без привычной опоры на стекло, впивалось тентаклями в голую Лилину шею. Ища, куда бы его пристроить, она медленно двинулась к столу, но задела какую-то посудину, из тех, что убрали из кадра на пол. От треска расколовшейся глины Лилю замутило, и она чуть не выпустила ношу из вспотевших ладоней. Замерла – только бы не разбить что-то еще, прижимала к себе Филимона, словно искала у него утешения. Эти двое даже не оглянулись.
Когда Кира и ее новообретенный ассистент закончили хлопотать вокруг своего бодипозитива, Лиля избавилась от злосчастного алоэ и, изнывая от угрызений совести перед незнакомым мастером, собрала черепки.