— Пан Заремба, я вам тяжёлую и грубую правду скажу, но вы — человек поживший и немало видевший, вы поймёте. Так вот — согласно требованиям НКВД, лица, подлежащие расстрелу, перед… исполнением тщательно обыскивались, и у них изымались все документы, записи и любые предметы, годные к опознанию трупов. Если бы польских офицеров расстреляли наши — никаких документов и личных вещей на них бы никто не нашел. За отсутствием таковых… — Помолчав и дав пану Зарембе осознать эту информацию, Савушкин спросил: — Вы говорите — немцы и звания сообщили?
— Так. — Согласился пан Заремба.
— Этого тоже не может быть. До июля сорок первого военнопленные не имели права носить знаки различия. Это я точно знаю, по работе. И трупы, которые отрыли немцы — не могли иметь на своих погонах звёзд, или что там в Войске Польском за знаки… Это не наши! Я уж не говорю о деньгах и личных вещах — это вообще нонсенс. Немыслимый в условиях СССР… Нет. Это немцы.
Старик кивнул.
— Я знал. Просто мне нечего было сказать тем, кто поверил немцам.
— Вы и сейчас не говорите. Мы на немецкой территории… — Савушкин замолчал, а затем, вздохнув, продолжил: — Ладно, после войны всё разъяснится. Где, вы говорите, немцы разрыли эти могилы?
— Урочище Катынь.
Савушкин пожал плечами.
— Не слышал. Хотя под Смоленском мы стояли почти месяц… Хотя погодите… Я сейчас вспоминаю опровержение Совинформбюро, тоже где-то в апреле сорок третьего. Там говорилось о Козьих Горах. Так?
— Не помню, но может быть.
— Да, теперь вспомнил. Тогда мы, помнится, очень удивились этому выступлению — зачем опровергать заведомую клевету? Ведь Козьи Горы — это дачная местность в десяти километрах от Смоленска, там пионерский лагерь, дачи, санаторий НКВД… Кто ж расстреливает в таком месте? Расстреливают в глуши…
— Так. И ещё. Немецкое радио для поляков передало, что польские офицеры из миссии Красного Креста узнали среди трупов своих коллег — тоже офицерув.
— Через три года? — Савушкин изумлённо покачал головой. — И что, есть те, кто этому поверил?
Пан Заремба сокрушённо кивнул.
— Так. Но это не есть самое страшное. Самое страшное — что вину НКВД в этом убийстве признало наше правительство в Лондоне…
В кухне повисло тяжёлое молчание. Которое, прокашлявшись, нарушил Савушкин:
— А ваша здешняя подпольная армия, АК, подчиняется Лондону. И значит, помощи от неё нам ждать не приходится. Ни нашей группе, ни всей Красной Армии. Так, пан Заремба?
— Не совсем, но в целом — так. — Старик тяжело вздохнул.
— Ладно. Это нас пока не касается. Комендант в Ожаруве говорил о каких-то «батальонах хлопских», которые де сильны в этих местах. Это что за войско?
— Ruch ludowy… То есть Крестьянская партия, это её отряды. Формально они считаются частью АК, но только формально. Они более лояльны к русским… Это не есть партизанское движение, как в России, но иногда бывают бои — батальоны хлопские атакую немцев, защищают польских рольников… крестьян, по-русски. В городах их нет, там АК, но они сильны на селе… Да, есть ещё Армия Людова, это коммунисты, лояльные Сталину, но их мало. Ваши им помогают, присылают оружие и людей, но… В общем, их мало. З немцами работает польская вспомогательная полиция, гранатовцы, у них синие мундиры, «синий» по-польски — «гранато́вы». Формально они охраняют порядок — но прежде всего занимались евреями. В основном это полицианты с довоенного времени. Немецкие военные их не касаются… Там есть люди из АК, много таких, кто просто пережидает. В основном поддерживают лондонское правительство…
Савушкин про себя выругался. Чёрт ногу сломит в этой польской политике! Вроде ж есть общий враг — так объединитесь! Нет, каждая партия создаёт свои вооруженные отряды и готовится к… А к чему они готовятся, кстати?
— Пан Заремба, есть информация, что АК готовит вооруженное выступление против немцев. Что из Англии в мае прилетели офицеры, которые настаивают на восстании в Варшаве. Информация немецкая, веры ей нет — но всё-таки, дыма без огня не бывает… Вы что-то слышали об этом?
Пан Заремба только махнул рукой.
— Глупство, пан капитан, глупство, и ничего более. Эти разговоры идут, как вы правильно сказали, с мая, но, я думаю, это просто слухи. Позлить немцев…
Ну почему глупство, подумал про себя Савушкин. Довольно-таки логично… Немцы уходят, мы готовимся войти — и оп-ля! Лондонские поляки захватывают власть в Варшаве. И уже как законные власти — определяют правила поведения Красной армии в Польше. Логика есть…
— Ладно, Тадеуш, время позднее, давайте ложиться спать. Завтра у нас у всех — трудный день…
Старик кивнул.
— В Польше трудные дни — скоро как пять лет…
— Ну что, Некрасов? Докладывай, пока Ганнуся завтрак готовит…
В «доме под бляхою» донельзя уставший Савушкин, сидя на чурбаке во дворе, негромко опрашивал своего снайпера — тоже вымотавшегося до упора. Три ночи без сна, при том, что днём можно разве что изредка покемарить — всё ж тяжковато…
Тот тяжело вздохнул и пожал плечами.
— Одиннадцать составов товарняка в сторону Варшавы и два санитарных и пять грузовых — в сторону Лодзи.