Парашюты над Вислой

— Помню. Так, твой зам — лейтенант Котёночкин, он же у тебя переводчик и внештатный летописец, ну и коновал до кучи. Радист, он же шифровальщик — сержант Строганов. Старшина, он же минёр-подрывник и по совместительству повар — сержант Костенко. Снайпер, он же помощник Костенко по минно-взрывной части — ефрейтор Некрасов. Он у тебя из поморов, как я помню? Мой земляк, из Архангельска? — Капитан молча кивнул. Баранов продолжил: — Итого с тобой пять человек. И от вас зависит сейчас очень много… — помолчав, продолжил: — Сейчас дуй к Дементьеву, он тебе доложит последние новости по дислокации противника в районе предполагаемых действий, сориентирует, так сказать, на местности, сообщит сеансы связи и позывные, ну и по хозчасти распорядится. Потом подымай своих, грузитесь амуницией и прочим барахлом — накладные выдаст Дементьев — и в двадцать ноль — полная готовность. Вылетаете в двадцать один. В полночь должны быть на месте. Вопросы есть?

— Никак нет. Задача ясна.

— Повтори — на всякий случай.

— Десантироваться на северо-запад от Варшавы, в Кампиносской пуще, разбить лагерь, и путем захвата языков и штабных документов, опроса местных жителей выяснить планы немцев на ближайшие месяц-полтора. Наблюдением за дорогами определить, куда фриц отходит — на запад или на север.

Баранов кивнул.

— Всё верно. Немцы должны начать эвакуацию Варшавы — вот и проследите, куда потянуться колонны всякой немецкой тыловой нестроевщины, и куда — грузовики с амуницией; им одних складов надо вывезти — тысяч десять вагонов всякого добра. Да, и вот ещё… — подполковник в некоторой нерешительности замолчал.

Капитан Савушкин едва заметно улыбнулся.

— Договаривайте уже, Иван Трофимович. Гитлера в плен надо взять?

Баранов покачал головой.

— Хуже. Политическую обстановку в Польше представляешь?

Савушкин пожал плечами.

— Если только очень приблизительно… Есть Армия Крайова, которая управляется лондонскими поляками, есть наши поляки Берлинга. Вот и все мои познания…

— Понятно. — Подполковник помолчал, а затем продолжил: — Позавчера, восьмого июля, под Барановичами войсками Первого Белорусского был разгромлен, в числе прочих, сводный батальон немецкой тайной полиции, наскоро сформированный в Варшаве. Они сейчас, пытаясь закрыть брешь, кидают под наши танки всё, до чего руки дотянутся у Моделя. Тыловики, пожарники, охрана лагерей, пограничники… И до гестапо дело дошло.

Савушкин кивнул.

— Знакомое дело. В ноябре сорок первого под Истрой нашим соседом справа был батальон народного ополчения, а слева — окружная кавалерийская школа. На семь километров фронта — ни одной даже сорокапятки… Если бы шестнадцатая армия не подошла — немцы не только Истру взяли бы, они бы и до Москвы докатились…

Подполковник тяжело вздохнул.

— На ниточке всё тогда держалось… Если бы не сибирские дивизии — не удержали бы Москву. — Замолчал, налил себе воды из графина, выпил — а затем продолжил: — Так вот, там, под Барановичами, были взяты в плен несколько офицеров этого батальона. И один из них контрразведчикам Первого Белорусского весьма любопытные вещи поведал…

— Про Польшу?

— Про Польшу. На, читай! — и, открыв папку, подполковник подвинул Савушкину листок бумаги.

Капитан, бегло пробежав донесение — удивлённо присвистнул.

Баранов кивнул.

— Ото ж. Сам в изумлении. И не похоже, что деза. Этого гауптштурмфюрера никто за язык не тянул и специально не допрашивал, сам вызывался и на допрос напросился. И вот такое доложил…

— Боялся, что расстреляем?

— А чёрт его знает… Может, и боялся. Всё ж СС, им там Гиммлер такие страхи о русском плене рассказывает — хоть святых выноси.

— После того, что они в Белоруссии натворили, им нас надо боятся, как черту ладана…

Подполковник вновь тяжело вздохнул.

— Не поминай… Как вспомню тот коровник в Росице… Их же в феврале сорок третьего сожгли, так полтора года и пролежали… Половина скелетов — детские. Солдат наших после этой Росицы на третий или четвертый день только удалось уговорить немцев в плен брать живыми… — Помолчал с минуту, а затем продолжил: — Так вот, Лёша. Если о подготовке к этому восстанию знает даже мелкий гестаповский чин — то что это значит?

Капитан покачал головой.

— Что ни хрена у них не получится. Людей положат понапрасну и нас не дождутся…

Баранов хмыкнул.

— А нас там, капитан Савушкин, никто и не ждёт! Во всяком случае — эти, из делегатуры жонду, как они себя называют. Мы для них — враги похлеще немцев. И восстание это они подымают — если, конечно, это правда, а не фантазии напуганного вусмерть эсэсовца — не для того, чтобы мосты через Вислу захватить и нам задачу облегчить, а ровно наоборот — чтобы объявить себя единственными законными властями Польши, и условия нам ставить. Шляхетно указывать мизинчиком большевистскому быдлу его место… Так что исходить тебе надо и из этих обстоятельств тоже. Учитывать политическую ситуацию в Польше, на славянское братство шибко не надеясь. Будет то восстание, или нет — неизвестно, но ситуация там сложная. Уяснил?

Савушкин кивнул.

— Так точно, товарищ подполковник! Разрешите идти?