Парашюты над Вислой

— Этого надо было ожидать. В двадцатом году большевики тоже робили такое — польское большевистское правительство. Мархлевский, Радваньский, Бобинский… А керовал всем Дзержинский. Но тогда случилось чудо на Висле… Сейчас Сталин снова сделал это — понятно, вам нужна администрация на польских территориях. Та администрация, которая подчиняется Лондону — вам не нужна. Это разумно — но это марионетки. Кто уважает марионеток? Правда, если они раздадут землю — на востоке это актуально, там рольництво[141] преобладает — то тогда его будут слушать и уважать. Землю… Полякам нужна земля. Тот, кто её даст — тот и будет править в Польше — и не важно, как эта власть будет называться…

— Спасибо, пан Чеслав. Мы сейчас передадим нашу радиограмму — и отдадим вам рацию. Насовсем! — и Савушкин улыбнулся.

Пять минут ушло на шифрование — капитан решил не усложнять текст и ограничился пятью предложениями: «Комитет никому не известен. Поляки о нём не слышали. Мы уходим на Лукув. Рацию оставляем в Варшаве. Слухи о восстании подтверждаются» — к чему переливать из пустого в порожнее? Дойдём до наших — подробно всё расскажем, не дойдём — ну, значит, не дойдём…

— Готово, товарищ капитан! — Строганов оторвал Савушкина от трудных дум.

— Готово — отправляй!

Поляки всё это время настороженно следили на Строгановым и его командиром — но как только передатчик был подключён к антенне, к нему шагнула девушка.

Савушкин шутливо загородил ей проход.

— Доконд пани йде? Неможно до радио!

Девица зыркнула на него яростным взглядом, и прошипела мало что не с ненавистью:

— Ręce precz! Muszę zobaczyć, jak twój radist działa na kluczu![142]

Тут же вмешался ксёндз — мягко промолвив:

— Пан капитан, Данута — радист, она будет працовать на тым радио…

Так вот зачем эти поляки притащили с собой девчонку! Ладно, пусть смотрит… Савушкин молча отошёл в сторону.

Строганов, настроив передатчик, в течении тридцати секунд выдал в эфир радиограмму — и, снисходительно улыбнувшись, со всей возможной элегантностью уступил своё место Дануте.

Девчушка уверенно села за передатчик, сняла берет — оказавшись коротко стриженой брюнеткой весьма, как решил Савушкин, миловидной внешности — одела наушники и, обратясь к старшему из поляков, бросила:

— Jestem gotowa! Daj mi tekst radiogramu![143]

Поляк достал из планшета, висевшего у него на боку под бушлатом, лист бумаги и положил его перед девчушкой. Та, отстучав свои позывные — принялась работать ключом, и чем дольше она стучала — тем больше вытягивалось лицо Строганова. Наконец, он, наклонившись к Савушкину, прошептал:

— Товарищ капитан, она прямым текстом передаёт?

Таким же шёпотом Савушкин спросил:

— А ты что, по-польски понимаешь?

— Она буквы передаёт! Слова! Я азбуку Морзе с третьего класса знаю!

— Нас это не касается. Слова так слова. Им видней…

Строганов на несколько секунд успокоился, а затем вновь тревожно зашептал в ухо Савушкину:

— Три минуты уже передаёт! Они там что, друг другу «Войну и мир» шлют?

— «Крестоносцев»! — пошутил Савушкин. Хотя он понимал, что шутки тут неважные — передача шла уже пятую минуту. Немудрено, что у них радистов берут на горячем — с такими-то радиограммами…

И только Савушкин успел это подумать — как в дверь левого придела загрохотали приклады и властный голос произнёс:

— Ich bestelle sofort zu öffnen! Das ist Gestapo![144]

Глава одиннадцатая

В которой для группы капитана Савушкина начинаются сложные времена…

— Пан Чеслав, где выход на крышу? — Савушкин для надежности встряхнул замершего от ужаса ксендза.

Пан Хлебовский, всё ещё пребывая в прострации от столь резкой смены обстановки — тем не менее, махнул рукой на главный вход в костёл:

— Там, злева… такая дверь чарна…

— Некрасов, патроны с собой?

— Да. — Снайпер перехватил свою винтовку и указал на четыре подсумка на ремне.

— Беги наверх, осмотрись, найди там позицию, чтобы видеть двор — но не стреляй. Откроешь огонь, когда здесь пальба начнется. Бегом! — Некрасов тут же сорвался с места и побежал к главному входу.

— Женя, упаковывай рацию! — Строганов вырвал штепсели от антенны и принялся укутывать свою машинку в дерюгу — чтобы рация в ранце не болталась.

— Панове, оружие у кого-нибудь есть? Бронь, зброя?

Старший из поляков молча кивнул, распахнул бушлат и принялся доставать из-за поясного ремня пистолет — судя по всему, что-то типа «браунинга». Они всерьез считают пистолеты оружием, с жалостью подумал Савушкин. Ладно, в данной ситуации годится…

— Строим баррикаду напротив той двери! — и Савушкин указал на противоположный выход. Нет времени этим чертям объяснять, что немцы — не дураки, стучат они в одну, а входить будут — в другую… Молодые поляки во главе с ксендзом бросились таскать скамьи к левому пределу.

Так, автомат Строганова, его «парабеллум» и «браунинг» старшего поляка. Негусто, негусто… Да еще у Жени на его «шмайсер» — всего три обоймы. Чёрт, совсем невесело…