Парашюты над Вислой

— Поляки амуницию таскают по двору, грузят в какие-то машины. — Савушкин осмотрел свою команду, сгрудившуюся у дверей: — А вы чего не спите, черти?

Лейтенант виновато пожал плечами.

— Да это я, услышал, как вы дверь открываете, проснулся, и решил остальных поднять — мало ли что может быть…

— Молодец, правильно сделал. Некрасов, ну а ты-то куда приковылял? Тебе ещё лежать!

— Надо ногу разрабатывать. — ответил снайпер. — А ну как завтра намылимся бечь, так не хочу от вас отстать… Вон, артиллерия грохочет за Вислой — головы не поднять…

Снайпер был прав — за эти шесть дней, что они вынужденно провели в заточении, канонада на востоке очевидно усилилась и приблизилась, причем бывали моменты, что казалось — стреляют мало что не у Рембертова. Потом, правда, орудийный гул немного ослабевал — но не было ни одного дня, чтобы Варшава его не слышала… Гул артиллерии ясно свидетельствовал — Красная Армия вплотную приблизилась к стенам польской столицы.

Понятно, почему поляки зашевелились. Не вынесла душа поэта… Значит, не сегодня-завтра Армия Крайова начнёт свою бузу. Утром будет пан Чеслав — надо будет с ним пошептаться. Если поляки и впрямь замутят восстание — им отсиживаться в подполье негоже. Ладно, посмотрим, что скажет пан Хлебовский…

Выздоровленье прошло практически как по маслу — раны и у Савушкина, и у Некрасова затянулись, снайпер на четвертый день даже начал пробовать ходить — конечно, поначалу неудачно, но, как известно, терпение и труд всё перетрут. Ещё денька три — и будет, как огурчик… С питанием тоже вопрос решился — на третий день их добровольного заточения ксёндз привёл ушлого малого в бежевом приталенном пиджаке — оный малый, забрав у Савушкина всю их польскую наличность, через три часа на тачке прикатил десяток всяких мешков и коробок — с картошкой, крупами, овощами, яйцами, шпиком и немецкими мясными консервами, явно со складов вермахта. Похоже, немецкие интенданты не брезгуют спустить казённое имущество за наличный расчет… Ну да это проблема их начальства. В любом случае — вопрос с продуктами был решен, а уж каким путём этот модный хлопец его решил — не их дело.

А вот проблема с эвакуацией не только не решалась — но, похоже, лишь усугублялась. День и ночь за Вислу шли немецкие войска — и по шоссе, и по железной дороге, причём, что немало удивляло и даже настораживало бойцов — в небе практически не было советской авиации. А немцы с аэродромов Беляны и Окенче действовали весьма активно… Можно, конечно, было бы попробовать вклиниться в этот поток и перейти на ту сторону — но первый же патруль их примет в объятья и из них не выпустит: документы чинов четвертой авиаполевой дивизии люфтваффе выглядеть будут в этой ситуации архиподозрительно, а назначение в танковую дивизию «Герман Геринг» у них на неделю просрочено… Сгинуть ни за понюх табаку — дело несложное, поэтому этот вариант отпадает. А других пока нет…

* * *

Утром пришёл ксёндз. В отличие от прежних дней, был он возбуждён, даже взвинчен, поминутно смахивал пот со лба и нервно потирал руки. Савушкин улыбнулся.

— Что случилось, пан Чеслав? На вас прямо лица нет…

— Сегодня. — Торжественно промолвил ксёндз.

— Начинаете вашу импрезу?

Пан Хлебовский насупился.

— Не надо шутить такими вещами, пан капитан. Сегодня Варшава встаёт на бой… Простые мирные люди. Готовые с голыми руками идти на танки!

Савушкин тяжело вздохнул.

— Вот это и плохо, что с голыми руками… Пан Чеслав, это, конечно, не совсем наше дело, но раз у вас тут намечаются схватки с немцами — мы готовы в них поучаствовать.

— Прекрасно, прекрасно! — воскликнул пан Хлебовский и принялся жать руки Савушкину. Капитан немало сему изумился — ранее такой экзальтации от пожилого и немало повидавшего человека он не наблюдал. Однако, эк его разбирает… Видно, это предстоящее восстание что-то глубоко задело в глубине души старого ксендза…

— Район ваш — прямо загляденье, новенький, весь в садах… Не жаль его? Война — штука жестокая, и если тут развернутся бои — будут разрушения, жертвы… Командование АК это понимает?

Ксёндз пренебрежительно махнул рукой.

— Ничего страшного не будет. Мы займём все административные здания, развернем на них польские знамёна, объявим, что Варшава — вновь столица независимой Польши… Может быть, бегущие немцы разобьют несколько окон и собьют штукатурку с пары зданий. Это не страшно.

Любопытный взгляд на последствия городских боёв… Савушкин осторожно спросил у старика:

— Пан Чеслав, а откуда сведения, что немцы побегут?

Пан Хлебовский растерянно развёл руками.

— Ну… Это ведь очевидно. Варшава становится польской — немцы должны уйти. Нет?

— Я вас сильно разочарую. Формальная логика в данной ситуации — не помощник, поскольку из этого посыла никак не вытекает озвученное вами следствие. — Видя, что ксёндз собирается возразить, Савушкин поспешил продолжить: — Ладно, оставим пока Аристотеля. Какие немецкие опорные пункты есть в вашем районе?

Ксёндз задумался.