Парашюты над Вислой

— Pan Kapitanie, wiem dlaczego przyszedłeś. Nie potrzebujemy rosyjskiej pomocy. My, Polacy, sami rozwiążemy problemy Polski.[149] — И добавил: — Rosja Radziecka jest wrogiem Polski. Na twoich rękach jest krew naszych nieuzbrojonych oficerów.[150]

О как! Какие мы напыщенные и важные! Как мы умеем ставить на место зарвавшихся большевистских хамов! Осмелившихся предложить свою жалкую помощь! И кому — нам, великим и непобедимым воинам великой Польши! Савушкину хотелось плюнуть под ноги этому индюку и, развернувшись, уйти — но вежливость даже во время войны остаётся вежливостью… Дипломатично улыбнувшись, Савушкин ответил:

— Nie śmiem narzucać moich usług. Pozwól mi odejść, panie pułkowniku[151]

Встав, он отдал честь, развернулся через левое плечо и чуть ли не строевым шагом вышел из кабинета. С нетерпением ожидающему его ксендзу Хлебовскому Савушкин промолвил, упредив все его вопросы:

— Не требуется. Пан Живитель лучше нас знает, как освободить Польшу от немцев… Нельзя помочь там, где помощь отвергают с порога…

Глава тринадцатая

В которой выясняется, что не все поляки — Армия Крайова…

— Товарищ капитан, вот, получили сегодня в полшестого… — И Строганов положил на стол Савушкину бланк радиограммы.

— Что, прямо тут принимали? А как же немцы?

Радист пожал плечами.

— Так я ж на приём. Только квитанцию отстучал, а это двенадцать знаков, секунды три. Тут хоть наизнанку вывернись — пеленги взять не успеешь…

— Хорошо, иди. И кликни лейтенанта…

Так, что там нам пишет Центр? «Командование благодарит за службу. Незамедлительно с получением сего отходить на Магнушев, в расположение восьмой гвардейской армии. Кодовое слово для СМЕРШ стрелковых дивизий — Когалым. Органы СМЕРШ восьмой гвардейской армии оповещены. Баранов».

Ну вот и всё… Как говорится, на самом интересном месте…

В дверь постучали, а затем в проёме показалась голова Котёночкина.

— Разрешите, товарищ капитан?

— Давай, Володя, заходи. — И как только лейтенант вошёл и сел за стол — продолжил: — Значит, смотри. Я попросил у пана Чеслава четыре куртки, как у тебя — скрыть немецкие кителя. Но, думаю, будет всё же правильно немецкие знаки различия снять. Дай команду ребятам, пусть поспарывают погоны, орлов и нашивки с кителей.

Котёночкин почесал затылок.

— Может, лучше кителя со всей штрахомудией в ранцы спрячем?

— А в чём ходить?

Лейтенант улыбнулся.

— Товарищ капитан, вы себе даже не представляете, сколько у этого пана Шульмана барахла в шкафах! Одних свитеров штук десять!

Савушкин хмыкнул. А хорошо, что пан Хлебовский подсуетил этот домишко…

— Мысль дельная. Хорошо, дай команду Костенко подобрать шмотки на всех, и пусть про меня не забудет. Свитер и пиджак какой-нибудь, пару сорочек — ну, в общем, чтобы не выглядеть оборванцем… — Помолчав, взял со стола радиограмму: — Читал?

— Про Магнушев? Строганов доложил устно. А где это?

— На юг километров семьдесят, через Старе място, Мокотув и далее на Гуру Кальварию. На этой стороне Вислы. На левом берегу, в смысле. Там уже наши.

— Наши захватили плацдарм? Отлично! — Котёночкин по-мальчишечьи широко улыбнулся. А затем озабоченно спросил: — А как мы до этого Магнушева доберёмся? Это ж нам через всю Варшаву надо проехать. А тут же всё вверх дном вот-вот будет… И бензина почти нет.

Савушкин кивнул.

— Будет. Поэтому будем думать, и пана Чеслава привлечём. Он обещал, как стемнеет, принести куртки — вот и покумекаем втроём… И насчет бензина тоже. А пока давай прибарахляться. Немцами теперь быть как-то не с руки…

Пока Костенко с хлопцами ревизовал хозяйские шкафы, Савушкин вышел на улицу — на всякий случай набросив на плечи «пантерку» лейтенанта. Конечно, с улицы крыльцо не видать, но мало ли что…

В стороне Средместья слышалась интенсивная ружейно-пулеметная стрельба, правда, довольно хаотичная. Грохотало на Воле, и чуть дальше, на Охоте и на Мокотуве. Стрельба шла по всей Варшаве, а вот в Жолибоже… в Жолибоже было тихо. Странно, однако…

Открылась калитка, и показался пан Хлебовский с тюком в руках. Пройдя по дорожке сада и увидав Савушкина, он обрадовался.

— Пан капитан, помогите, ради Христа!

Савушкин подскочил к ксендзу и перехватил тюк. Однако, тяжёлый, зараза…

— Там хлопцы упаковали ещё и малу канистру з бензином.

О, цэ дило! как сказал бы Костенко.

— Спасибо, пан Чеслав! — И, кивнув на юго-запад, добавил: — Судя по звукам, Варшава поднялась вся?

— Вся. Старе място полностью наше. Апелляционный суд на Красинских. Средместье наше, жилой дом «Прудентиаль»… Вы о нём не слышали, это самое высокое здание в Варшаве. Политехника. Немецкие казармы в школе святой Кинги на Окоповой. Фабрика Пфейффера, склады мундировы и продуктовы на Ставках… Заняли площадь Железной Брамы, Банковую площадь, суд на Лешно, военную топографию в Иерусалимских Аллеях и управление железной дороги на Свентокшиской… Плохо на Охоте. Там немцы сильнее…

— Мосты?

Ксёндз отрицательно покачал головой.

— Вокзалы?

Также молча показал, что нет.

— Аэродромы?

Пан Хлебовский лишь тяжело вздохнул и молча развёл руками.