Парашюты над Вислой

— Цо сье стало? — Спросил капитан у замыкающего польскую колонну подхорунжего Домбровского, с которым познакомился перед спуском в эту преисподнюю.

— Przyszedł. Plac Krasińskich. Ostateczny! — блеснул зубами в улыбке подхорунжий. Ишь, шутник… «Конечная»… Ладно, приехали…

Медленно, по одному, рота поднялась на поверхность. Однако… Савушкин немало изумился — на Старувке, как и на Жолибоже, не было и следа каких-то боёв. Странно… Он спросил у подошедшего Згожельца:

— Немцы тут что, не стреляли?

Поручик пожал плечами.

— А тутай их не было. Вшистка Старувка, от плаца Замковего до железной дороги и Цитадели и от улицы Рыбаки до плаца Театральнего — наша, с першего серпня. Бои шли по краях.

Понятно. Немцам тут особо ничего не надо… Хотя? Мосты?

— А мосты?

— Для тего мы и пришли. Мост Кербедза, яки був императора Александра, и мост Понятовскего — немцы оброняют. Там бардзо дуже артиллерийского шпрета… пушек.

Ясно. Ладно, утро вечера мудренее…

— Сейчас куда?

— Тшиста метрув. До монастира капуцинув. Там бендзем мешкать…

Ночью Варшава была загадочно прекрасна и таинственна. Старый город, шпили костёлов, старинные дворцы, липы, фигурные ограды, налет веков, чего уж там… Но красоты окружающей Старувки как-то не вдохновляли его спутников. Савушкин исподволь бросал взгляды на идущих рядом поляков, и время от времени оборачивался назад, на своих — нет, не до архитектурных изысков бойцам, увы. Устали, вымотались, как черти. Не мудрено…

Наконец, они дошли до ограды какого-то явно церковного здания — и Згожелец уверенно постучал в ворота. Двери открылись — и рота поляков вместе с группой Савушкина вошли на монастырскую территорию. Тут же подбежавшие монахи и какие-то девчонки с бело-красными повязками поволокли их внутрь — и очень скоро разведчки оказались в мрачноватом сводчатом помещении с наскоро расставленными железными койками. Так вот ты какая, монашеская келья, укрощение плоти — иронично подумал Савушкин. Впрочем, тут же в углу лежали матрацы и постельное бельё. Что ж, побудем ночку монахами — кем мы в этой жизни только ни были, подумал Савушкин.

Но спать ему не пришлось. Только он вместе со своими бойцами рухнул на свою койку, наскоро расстелив на ней матрац — как в келью вошел Згожелец.

— Пан капитан, нам до штаба.

Твою ж мать, неугомонный ты наш… Савушкин встал, оправил куртку, бросил:

— Готов!

— Пуйдам.

Через полчаса они оказались у какого-то трехэтажного особняка, с балконом с кованой решёткой прямо над входной дверью. Згожелец уверенно позвонил — и тут же к ним вышел хмурый повстанец с винтовкой наизготовку.

— Z Zoliborza, od Szweda! — вполголоса доложил стражу поручик. Тот кивнул и отворил ворота.

Они вошли в особняк. Народу тут почти не было — во всяком случае, никто по коридорам без дела не шатался — но внутренее напряжение ощущалось весьма заметно: два станковых пулемёта «браунинг», стоящие у лестницы, приглушённый синий свет из дежурки, беззвучно мелкающие тени в глубине коридора… Савушкин подумал: «Для этих восстание — это не карнавал…»

Со второго этажа спустился мужчина лет сорока, в рабочей блузе, затянутой ремнём с кобурой. Пожал руку Згожельцу — Савушкин понял, что они давно знакомы и даже, судя по улыбкам, дружны — и, оборотясь к капитану, спросил:

— Czy jesteś rosyjskim kapitanem?

— Советским, — ответил Савушкин.

— Baboso! — В сердцах бросил незнакомец, после чего, разведя руками, промолвил: — До сих пор путаю, простите, пан капитан!

Бобосо? БОБОСО?!?! Это не по-польски, это по-испански! «Болван» или «идиот», что-то в этом роде… Испания? И отличное русское произношение — ещё бы, «тши лята в Москве, тши лята в Миньску Бьялорускем»… Таких совпадений не бывает! Так что, может, попробовать? Чем чёрт не шутит? Эх, где наша не пропадала!

И Савушкин вполголоса ответил:

— Ничего страшного, все ошибаются. Кстати, мне говорили, что в Мадриде не мешают вино с водой. — И помолчав секунду, добавил: — Вам привет от Збышка…, пан Куронь!

Глава пятнадцатая

В которой главные герои попадают из огня да в полымя — а потом умудряются усугубить своё положение…

Мужчина в блузе, застыв на мгновение, с непониманием глянул на Савушкина — но затем, видимо, что-то вспомнив и вздохнув с облегчением — мягко улыбнулся и промолвил в ответ:

— Ну что ж, добро пожаловать! Друзья Збышка — мои друзья! Пойдёмте, пан капитан, ко мне, на второй этаж. — И, повернувшись к Згожельцу, добавил: — Poruczniku, ty też ze mną — dowódca odpoczywa[157]…

Кабинет пана Куроня оказался обычной гостиной жилой квартиры — наскоро переделанной в служебное помещение. Впрочем, мягкий диван, обитый тафтой, оставшийся от прежних хозяев — поневоле вызвал неподдельный интерес Савушкина; события прошедшего дня изрядно вымотали его. Эх, сейчас бы рухнуть на этот диван и проспать на нём минут шестьсот… Но раз пан Яцек хочет поговорить — что ж, поговорим. Тем более — есть о чём…

— Пан капитан, вы здесь от командования Красной армии? Вас прислали для связи с восстанием?