Савушкин вздохнул.
— Боюсь, командование Красной армии вообще точно не знает, что сегодня происходит в Варшаве… Нет, мы были заброшены с совсем другой целью, и наше присутствие здесь — просто случайность. Но у нас есть связь с Москвой… — Москву он добавил для пущей важности — ну не говорить же, что связь с Быховым или даже Минском, несолидно…
— Понятно, — кивнул пан Куронь. И продолжил: — Я — помощник командующего Армией Людовой в Старом месте. Мы собираем кулак из наших рот и батальонов, чтобы утром начать захват моста Кербедза. У нас сейчас нет связи с Прагой…
Савушкин тяжело вздохнул.
— А зачем вам нужен этот мост?
Пан Куронь растерянно ответил:
— Но… Но как же? Чтобы… чтобы установить связь с Красной армией!
Савушкин саркастически усмехнулся.
— Моста будет недостаточно. Придется захватить всю Прагу и ещё километров сорок брестского шоссе на восток… Или люблинского — на юго-восток.
— Что вы имеет в виду, пан капитан? — ошарашенно спросил у Савушкина его собеседник.
— Вторая танковая армия Первого Белорусского фронта сейчас занимает оборону у Минска Мазовецкого, а стрелковые части фронта ведут бои у Гарволина. Немцы отбросили нас от Варшавы…
Пан Куронь побледнел, поручик Згожелец, тоже услышавший это — с тревогой взглянул на Савушкина. В гостиной повисло напряженное молчание — которое нарушил помощник командующего:
— Откуда у вас эти сведения? Три дня назад — и мы это точно знаем! — танки и мотоциклисты Красной Армии были у Кобылки и Медзешина, а это в пяти-шести километрах от окраин Праги! Мы знаем это из немецких оперативных документов!
Савушкин кивнул.
— Были. Но первого и второго августа немцы нанесли контрудар силами двух танковых корпусов. Наши танковые части были отброшены, а один корпус — окружен. Сегодня немцы будут об этом хвастаться всюду, где только смогут — они отбросили Красную армию от стен Варшавы. С большими потерями…
Пан Куронь покачал головой.
— Я не могу в это поверить. Ведь это значит… Это значит…
— Это значит, что восставшая Варшава обречена. — Жёстко ответил капитан. И добавил: — Вам сейчас не о мостах надо думать, а о том, как планировать бои в окружении. В надежде подороже продать свою жизнь… Или сдаваться в плен. Другого выхода нет.
Пан Куронь посмотрел в глаза Савушкина и холодно ответил:
— Выход есть всегда.
Капитан кивнул.
— Есть. Только не всегда он хорош. — Помолчав, спросил: — Вы ведь в Испании в интербригадах сражались?
— Да. Сначала в батальоне, а потом в бригаде имени Домбровского.
— В октябре тридцать восьмого правительство Испании распустило интербригады. А через три месяца всё закончилось. Для Испании это был выход из гражданской войны — а для вас?
— Мы интернировались во Франции. В мае тридцать девятого мне удалось бежать в Польшу. К чему вы это клоните, пан капитан?
— К тому, что ваше восстание — это авантюра одних, за которую будут расплачиваться совсем другие… И я очень надеюсь, что это просто глупость, помноженная на самоуверенность — а не что-то похуже. В любом случае — у восстания в этих условиях нет шансов на успех!
Пан Куронь кивнул.
— Не вы один это понимаете. Но мы не можем остаться в стороне. Вся Варшава встала!
Савушкин тяжело вздохнул.
— Это понятно. Просто ваши силы и силы немцев — несоизмеримы. Мы видели повстанцев — и АК, и ваших. В своём подавляющем большинстве — это зелёная молодёжь с лёгким стрелковым вооружением или сугубо гражданские люди, впервые взявшие в руки винтовки. У вас нет никакого тяжелого оружия, нет достаточного количества боеприпасов, нет запасов продовольствия, вы перегружены мирным населением — которое первое пострадает при начале реальных боёв… Мне страшно подумать, чем всё это закончится — я знаю немцев…
Пан Куронь, пристально посмотрев в глаза Савушкину — спросил вполголоса:
— Но тогда зачем вы пришли сюда? Ваша группа, я имею в виду? Вам ведь не приказало ваше командование — насколько я понял из ваших слов — участвовать в восстании?
— Мы добровольцы. — Устало усмехнулся Савушкин. И добавил: — Потому мы и здесь, что силы ваши ничтожны. Вас будут безнаказанно убивать — поэтому мы и пришли. Не для того, чтобы вас спасать — спасти Варшаву невозможно. Но для того, чтобы ваша гибель не стала для немцев безопасной стрельбой в тире…
Тут взял слово поручик Згожелец — немного волнуясь, он спросил:
— Но цо мы тоды бенджем робичь? Як? Як бы армии Червоней нема у Праги — то цо нам робичь? Пшапрошем за мой российски…
Несмотря на серьезность ситуации, Савушкин про себя улыбнулся — пан поручник всерьез считает свою речь русской? Оптимист… Вслух же он ответил:
— Будем сражаться. В надежде на то, что Красная армия сломит сопротивление немцев на том берегу и снова выйдет к Праге…
— АК надеется на парашютную бригаду из Англии и помощь англичан оружием и амуницией. — Промолвил пан Куронь.
Савушкин раздражённо махнул рукой.