Парашюты над Вислой

— Товарищ капитан, а печать нашу ставить? Не прокатит…

— Прокатит. Нам, главное, до Груйца добраться, а там — без разницы, чья печать на командировочном предписании и на бланках требований. А доехать — Некрасов вон клянётся, что доедем. — Савушкин сам понимал, что документы, которые они сейчас выправляют, в зоне ответственности дивизии могут вызвать слишком много вопросов — но начальника тыла тревожить не стал. У того могло возникнуть ещё больше вопросов…

Вернувшись из-под Студзянок, Савушкин приказал своему заместителю подготовить бумаги для выезда в Виланув — причем на три машины: в прифронтовой полосе одинокий грузовик вызывает у любого патруля куда больше вопросов, чем колонна. Рота снабжения второго гренадерского полка дивизии «Герман Геринг» следует на армейские склады в Виланув за продуктами для своего полка — что может быть достовернее? Вот только бумаги на эту поездку должны быть с печатями и подписями начальника тыла дивизии — чего, понятное дело, добиться было маловероятно. Посему Савушкин с Котёночкиным решили майстрячить документы, как говорил Костенко, самотуж, своими силами. Что делало эту поездку достаточно рискованной — но другого выхода не было. Нелегально добраться до аванпостов повстанцев в Варшаве — было вообще фантастикой: левый берег Вислы от Варки до польской столицы просто кишел немецкими войсками и, что гораздо опаснее — патрулями фельджандармерии…

— Кто за рулём второй и третьей машины? Кого-то из наших посадим? — спросил Котёночкин после того, как поставил штемпель роты на последнем документе.

— Нет. На вторую — этого, как его, старшину Батищева. А на третью — кого-нибудь из поляков. Всё равно им всем каюк, когда выяснится, что мы дезертировали, в лучшем случае — лагерь…

— А мы все в головной машине?

— Да. Ладно, темнеет уже, давай сворачиваться, завтра на рассвете надо выехать — чтобы к обеду быть в Вилануве. Завтра у нас четверг?

— Так точно, семнадцатое августа…

— Успеем… Хотя… Что тот обер-фельдфебель говорил вчера, который из Варшавы приехал?

— Тяжёлые бои. Артиллерия сносит центр и Мокотув. Даже авиация задействована…

Савушкин недоумённо пожал плечами.

— Не могу понять цели этого…Безумия? Варварства? Или просто идиотизма? На хрена немцам это надо?

— Будем в Варшаве — разберёмся…

— Согласен. Ладно, утро вечера мудренее. Восход солнца в полшестого, так что встаём в пять. Предупреди этого, Батищева, что завтра едет с нами за продуктами в Виланув, и кликни добровольца из поляков на третью машину. И всё, отбой.

* * *

Выехать тихо и без лишнего шума им всё же не удалось. На узкой просёлочной дороге в лесу в начале восьмого им всё же встретился патруль — трое унтер-офицеров с нагрудными бляхами фельджандармерии; метрах в десяти от них стоял в кустах потрёпанный кюбельваген, в котором спал водитель.

Один из унтеров властно поднял руку. Сидящий за рулём Некрасов вполголоса спросил Савушкина:

— Товарищ капитан, сразу?

— Погодь. Может, ещё пронесёт. Но пистолет с предохранителя сними… Если что — мой тот, что руку поднял, твои — два других, водилу… ну, там разберёмся. Сниму фуражку — выпрыгивай и стреляй…

Савушкин вышел из грузовика и, порывшись в планшете, достал кипу бумаг.

— Das Versorgungsunternehmen liefert das zweite Grenadier-Regiment. Wir machen uns auf den Weg zum Essen in Vilanow.[186]

Старший патрульный, полистав бумаги, спросил:

— Warum gibt es keine Unterschrift von Major Gauke?[187]

Савушкин пожал плечами.

— Lager werden geräumt. Es gibt keine Zeit. Morgen können wir in Vilanow nur ein Ohr von einem Hering finden…[188] — Стараясь говорить как можно более обыденно — дескать, дело-то житейское — Савушкин, тем не менее, весь внутренне напрягся и приготовился одной рукой снять фуражку, а второй — выхватить пистолет. Но, к счастью, этого не понадобилось — патрульный понимающе кивнул головой и, вернув Савушкину бумаги, молча махнул рукой — дескать, езжайте. Однако, какое падение бдительности, иронично подумал Савушкин, ещё три месяца назад о таком и помыслить было нельзя — чтобы фельджандармерия манкировала порядком оформления документов… О времена, о нравы, куда катится вермахт…

Выехав из леса, разведчки наткнулись на позиции батареи зенитной артиллерии — шесть тридцатисемимиллиметровок, укрытых маскировочными сетями, прятались в глубине свежеотрытых капониров, на гребне одного из них, самого близкого к дороге, сидел наблюдатель — настороженно всматривающийся вдаль. Однако! Наша авиация, что ли, появилась? — удивился про себя Савушкин. Наконец-то!

Впрочем, долго радоваться ему не пришлось. Через десять минут пути Некрасов, тревожно вглядевшись в лобовое стекло, доложил:

— Товарищ капитан, похоже, «Воздух!» Впереди вон колонна, все разбегаются…

Задремавший было в тепле кабины Савушкин встрепенулся, осмотрелся и, укоризненно глянув на снайпера, сказал:

— А чего ж ты молчишь? Или ты думаешь, что наши нас бомбить не станут? — после чего, открыв дверь, выпрыгнул наружу, успев проорать во весь голос:

— Fliegerwarnung! Auseinanderziehen! Marsch! Marsch![189]